свѣже-выбритаго подбородка до широкаго, съ иголочки новаго мундира, все было просто и вмѣстѣ изящно. Давъ дорогу входившей дамѣ, Вронскій подошелъ къ княгинѣ и потомъ къ Кити.
Въ то время какъ онъ подходилъ къ ней, красивые глаза его особенно нѣжно заблестѣли, и съ чуть замѣтною, счастливою и скромною торжествующею улыбкой (такъ показалось Левину), почтительно и осторожно наклоняясь надъ нею, онъ протянулъ ей свою небольшую, но широкую руку.
Со всѣми поздоровавшись и сказавъ нѣсколько словъ, онъ сѣлъ, ни разу не взглянувъ на неспускавшаго съ него глазъ Левина.
— Позвольте васъ познакомить, — сказала княгиня, указывая на Левина: — Константинъ Дмитріевичъ Левинъ. Графъ Алексѣй Кирилловичъ Вронскій.
Вронскій всталъ и, дружелюбно глядя въ глаза Левину, пожалъ ему руку.
— Я нынче зимой долженъ былъ, кажется, обѣдать съ вами, — сказалъ онъ, улыбаясь своею простою и открытою улыбкой, — но вы неожиданно уѣхали въ деревню.
— Константинъ Дмитричъ презираетъ и ненавидитъ городъ и насъ горожанъ, — сказала графиня Нордстонъ.
— Должно быть, мои слова на васъ сильно дѣйствуютъ, что вы ихъ такъ помните, — сказалъ Левинъ и, вспомнивъ, что онъ уже сказалъ это прежде, покраснѣлъ.
Вронскій взглянулъ на Левина и графиню Нордстонъ и улыбнулся.
— А вы всегда въ деревнѣ? — спросилъ онъ. — Я думаю, зимой скучно?
— Не скучно, если есть занятія, да и съ самимъ собой не скучно, — рѣзко отвѣчалъ Левинъ.
— Я люблю деревню, — сказалъ Вронскій, замѣчая и дѣлая видъ, что не замѣчаетъ тона Левина.
— Но надѣюсь, графъ, что вы бы не согласились жить всегда въ деревнѣ, — сказала графиня Нордстонъ.
