— Что съ вами? — испугался Береговъ.
— Вспомнилъ… Скажите, магазины еще не заперты?
— Нѣть, нынче до одиннадцати.
— Ну, слава Богу. Чуть не забылъ. Вѣдь, у меня нѣтъ ни капли: ни одеколону, ни духовъ…
— Да, это, конечно, большой ударъ.
— Смѣйтесь, смѣйтесь. А я все-таки пойду сейчасъ, позвоню по телефону, чтобы прислали…
Онъ рѣзво выскочилъ изъ комнаты.
Оставшись одинъ, Береговъ разгладилъ усы, подошелъ къ комоду, на которомъ лежала принесенная Устей сдача, вынулъ изъ кучи скомканныхъ бумажекъ пятьдесятъ рублей, открылъ крышку шкатулки и всунулъ деньги въ пачку какихъ-то старыхъ пожелтѣвшихъ писемъ.
Когда хозяинъ вернулся, Береговъ сидѣлъ у стола, задумчиво прихлебывая изъ бокала вино…
— Кашицынъ, — сказалъ онъ, улыбаясь печально и ласково, — а не поступите ли вы и съ этими деньгами такъ, какъ съ тѣми пятнадцатью тысячами?
— Что вы, что вы, — кричалъ Кашицынъ, заливаясь смѣхомъ, — нѣтъ ужъ, знаете, я, спасибо, поумнѣлъ съ тѣхъ поръ. Да! Какая удача! Въ томъ магазинѣ, гдѣ одеколонъ, оказались и англійскіе галстуки... Я велѣлъ себѣ прислать штучки три... Всетаки, какъ-ни-какъ, такой праздникъ!!! Какъ вы думаете? . . . . . . . . . . . . . . . .
— Мѣсяца черезъ полтора я къ вамъ зайду, — уклончиво отвѣтилъ Береговъ.