Страница:А. И. Воскресенский. Три речи в память Карамзина, Гоголя и Жуковского.pdf/53

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница не была вычитана


очень трудно сбить съ толку, у нихъ образуется своя больная логика, противъ которой,—конечно, не по существу, а по силѣ и энергіи,—не устоять и логикѣ нормальной. Попробуйте, напр. разувѣрить помѣшаннаго, вообразившаго себя кошкой, что онъ не котъ, что у него нѣтъ такогоѣхвоста, какъ у всѣхъ кошекъ, что у него даже нѣтъ никакогоѣхвоста,—онъ съ вами не согласится: скажетъ, что онъ котъ особенный, необыкновенный,—и опять начнетъ ловить по угламъ мышей или даже гоняться за своимъ воображаемымъ хвостомъ. Подобную, можно сказать, настойчивость ко внѣшнему, осязательному выраженію излюбленной и господствующей идеи въ душѣ психически-больного человѣка такъ художественно и изобразилъ Гоголь въ своихъ „Запискахъсумасшедшаіои.— Но, съ другой стороны, взирая на жизнь съ извѣстной точки зрѣнія и руководствуясь ею, какъ личной, субъективной идеей, для ея выраженія Гоголь выбралъ личность сумасшедшаго человѣка именно потому, что на ней то всего рельефнѣе, всего рѣзче онъ, какъ художникъ, могъ показать высшую степень „разлада мечты съ сущеетвенностью“. Если мечты художника Пискарева могли сбываться не на-яву, а только во снѣ, то это вполнѣ понятно, такъ какъ онъ человѣкъ умственно нормальный,—но какъ же иначе выразить идею примиренія мечты съ противорѣчащей ей дѣйствительностію на-яву, если не въ изображеніи человѣка умственно не нормальнаго, у котораго не соотвѣтствующая мечтѣ дѣйствительность непонятнымъ для насъ, людей здоровыхъ, образомъ легко укладывается въ рамки егоѣзавѣтныхъ мечтаній; если все то, что для насъ является противорѣчіемъ и разладомъ, для него, въ его бредѣ, кажется полнымъ согласіемъ и примиреніемъ? здѣсь Гоголь является уже истиннымъ поэтомъ, сумѣвшимъ, въ образѣ безумца, нарисовать художественный типъ человѣка, который такъ низко палъ въ нравственномъ отношеніи, что потерялъ всякое чутье къ правдѣ и, утративъ святую простоту души своей, погрузился во тьму невѣдѣнія того, что творитъ онъ. Таковъ Поприщинъ, герой „Записокъ сумасшедшаго“.

Поприщинъ, бѣдный титулярный совѣтникъ департамента, возмечталъ о себѣ , что онъ далеко не маленькая птица, если сидитъ въ кабинет его превосходительства директора и чинитъ