литься вблизи и имѣть за Суворовымъ наблюденіе. Такъ очутился въ деревенской глуши, въ медвѣжьемъ углу побѣдоносный полководецъ и прожилъ тутъ безъ малаго два года. Унылое и тоскливое было это житье. Разъѣзды по сосѣдямъ были запрещены, частые пріемы у себя тоже, письма перехватывались. Суворовъ вставалъ обыкновенно до свѣта, обливался холодной водой, выстаивалъ въ церкви заутреню и обѣдню, пѣлъ на клиросѣ, читалъ апостолъ, обѣдалъ въ 8 часу утра, потомъ спалъ, обмывался, ходилъ къ вечернѣ, звонилъ въ колокола, пѣлъ дома по нотамъ, читалъ книги. Были у него и другія занятія: строился новый домъ, рубились службы, ставились свѣтелки, сажались плодовыя деревья, разводились огороды. Хаживалъ онъ также по крестьянскимъ дворамъ, мирилъ ссоры, слаживалъ свадьбы, праздничалъ на вѣнчаніяхъ и крестинахъ, присматривалъ за обученіемъ ребятишекъ грамотѣ, посѣщалъ полевыя работы, забавлялся съ подростками въ бабки. Его заѣдала тоска и скука, да вдобавокъ къ нимъ скоро обрушились масса казенныхъ и частныхъ взысканій, всего на 100,000 рублей, безъ разслѣдованія и опроса. Сверхъ того въ Кобринѣ установилась неурядица, похожая на грабительство, противъ котораго онъ не могъ ничего предпринять, будучи привязанъ къ одному мѣсту. Удивительно еще, какъ не были растасканы его жалованныя брилліантовыя вещи, которыхъ тамъ было больше, чѣмъ на 300,000 рублей.
Въ началѣ 1798 года Государь пригласилъ Суворова въ Петербургъ, въ надеждѣ, что онъ повинится и попросится на службу; но Суворову такъ претили новые порядки, что ему и въ голову не могло придти такое желаніе. Напротивъ, онъ съ трудомъ высидѣлъ въ Петербургѣ нѣсколько дней и отпросился назадъ, къ себѣ въ деревню. Онъ чувствовалъ себя тамъ посвободнѣе прежняго, потому что Николева убрали, однако скука и тоска дѣлали свое дѣло; онъ сталъ все чаще жаловаться на нездоровье и, наконецъ, въ декабрѣ 1798 года послалъ Государю прошеніе о дозволеніи ему вступить въ Нилову пустынь, чтобы окончить свои дни на службѣ Богу. Отвѣта не послѣдовало, а въ началѣ февраля 1799 года прискакалъ въ село Кончанское флигель-адъютантъ Государя съ рескриптомъ—Павелъ Петровичъ звалъ фельдмаршала командовать соединенною русско-австрійскою арміей въ войнѣ противъ французовъ. Суворовъ былъ ошеломленъ такимъ поворотомъ судьбы и на другое же утро поѣхалъ въ Петербургъ.
литься вблизи и иметь за Суворовым наблюдение. Так очутился в деревенской глуши, в медвежьем углу победоносный полководец и прожил тут без малого два года. Унылое и тоскливое было это житьё. Разъезды по соседям были запрещены, частые приёмы у себя тоже, письма перехватывались. Суворов вставал обыкновенно до света, обливался холодной водой, выстаивал в церкви заутреню и обедню, пел на клиросе, читал апостол, обедал в 8 часу утра, потом спал, обмывался, ходил к вечерне, звонил в колокола, пел дома по нотам, читал книги. Были у него и другие занятия: строился новый дом, рубились службы, ставились светёлки, сажались плодовые деревья, разводились огороды. Хаживал он также по крестьянским дворам, мирил ссоры, слаживал свадьбы, праздничал на венчаниях и крестинах, присматривал за обучением ребятишек грамоте, посещал полевые работы, забавлялся с подростками в бабки. Его заедала тоска и скука, да вдобавок к ним скоро обрушились масса казённых и частных взысканий, всего на 100,000 рублей, без расследования и опроса. Сверх того в Кобрине установилась неурядица, похожая на грабительство, против которого он не мог ничего предпринять, будучи привязан к одному месту. Удивительно ещё, как не были растасканы его жалованные бриллиантовые вещи, которых там было больше, чем на 300,000 рублей.
В начале 1798 года Государь пригласил Суворова в Петербург, в надежде, что он повинится и попросится на службу; но Суворову так претили новые порядки, что ему и в голову не могло прийти такое желание. Напротив, он с трудом высидел в Петербурге несколько дней и отпросился назад, к себе в деревню. Он чувствовал себя там посвободнее прежнего, потому что Николева убрали, однако скука и тоска делали своё дело; он стал всё чаще жаловаться на нездоровье и, наконец, в декабре 1798 года послал Государю прошение о дозволении ему вступить в Нилову пустынь, чтобы окончить свои дни на службе Богу. Ответа не последовало, а в начале февраля 1799 года прискакал в село Кончанское флигель-адъютант Государя с рескриптом — Павел Петрович звал фельдмаршала командовать соединённою русско-австрийскою армией в войне против французов. Суворов был ошеломлён таким поворотом судьбы и на другое же утро поехал в Петербург.
