чуждым классовое содержание морали в классовом обществе. При всем большом разнообразии буржуазных нравственных теорий общей характерной для них чертой остается стремление создать общечеловеческий кодекс нравственности, обязательный для всего общества в целом, независимо от составляющих это общество классов, и притом обязательный для всякого человеческого общества, какова бы ни была его общественно-экономическая структура.
В основе большинства буржуазных этических учений лежит идеалистическое представление о «свободе воли», благодаря к-рому нравственные действия мыслятся как действия произвольные, вытекающие из высших, вечных нравственных принципов, из абстрактных моральных идей, до к-рых развивается в своем нравственном самосовершенствовании человечество. При этом чисто буржуазные, вытекающие из отношений капитализма представления о должном и справедливом добре и зле объявляются вечными и естественными нравственными заповедями. Такой абстрактно-идеалистический внеклассовый взгляд на нравственность стремятся навязать читателям буржуазные курсы философии, учебники, энциклопедии.
Марксистско-ленинское понимание Э. вытекает из материалистического понимания истории, согласно к-рому идеи и принципы суть «исторические, временные и преходящие продукты». «Люди, которые придают форму своим общественным отношениям в соответствии со своим материальным способом производства, придают форму (gestalten) и своим принципам, идеям и категориям в соответствии со своими общественными отношениями» (Маркс). Марксистская диалектика целиком направлена против буржуазных идеалистических и натуралистических нравственных теорий: против учения о вечной, надклассовой, надисторической морали, к-рое в различных вариантах проповедывали и Кант, и Фейербах, и Дюринг,— против того, чтобы «конструировать нравственность из абстрактного понятия, а не из действительных общественных отношений» (Энгельс). Для Маркса, Энгельса, Ленина нравственность представляет собой надстройку над исторически определенной системой общественных отношений, в классовом обществе — над совокупностью классовых отношений. И практика человеческого поведения и нравственные воззрения выявляют, выражают, отражают в конечном счете особенности данного строя, экономических отношений, соответствующих определенному способу производства: изменения в воззрениях на добро и зло, на справедливость и т. п. являются симптомом, признаком изменений в экономической структуре общества. «Люди,— говорит Энгельс,— сознательно или бессознательно черпают свои правовые воззрения в последнем счете из практических условий, на которых зиждется их классовое положение,— из экономических условий…». «Нравственное сознание массы, объявляющее несправедливым тот или иной экономический факт, как это было когда-то с рабством или с крепостным трудом, доказывает, что данный факт отжил уже свое время, что появились новые экономические факты, в силу которых он становится невыносимым и должен рушиться» («Анти-Дюринг»). Эта характеристика относится и к основному понятию морали, к понятию справедливости. Разбирая вопрос о «справедливости» товарных сделок, Маркс указывал: «Справедливость сделок, совершающихся между агентами производства, основана на том, что эти сделки, как естественное следствие, вытекают из отношений производства». Содержание сделок «является справедливым, если оно соответствует способу производства, адэкватно ему. Оно несправедливо, если противоречит ему. Рабство на основе капиталистического способа производства несправедливо; также и обман на качестве товара» («Капитал»). Если в последнем счете корни нравств. воззрений той или иной эпохи нужно искать в ее экономич. условиях, то более непосредственное воздействие на мораль могут оказать также религиозные учения, нормы права и др. области идеологич. надстройки, возникающие на этой основе.
Критикуя догматические взгляды Фейербаха и Дюринга на окончательные, «вечные» истины морали, Энгельс дал четкую диалектико-материалистическую установку в этих вопросах. Мораль, указывал он,— «сфера, относящаяся к истории человечества, где окончательные истины в последней инстанции встречаются как-раз реже всего. Представления о добре и зле так часто менялись от одного народа и века к другому народу и веку, что часто прямо противоречили одно другому…». «Мы,— говорил Энгельс,— отвергаем всякую попытку навязать нам какую бы то ни было моральную догматику в качестве вечного, окончательного, отныне неизменного нравственного закона,— навязать под тем предлогом, что нравственный мир также имеет свои непреходящие принципы, которые стоят выше истории и национальных различий. Напротив, мы утверждаем, что всякая нравственная теория являлась до сих пор в конечном счете результатом данного экономического состояния общества. А так как общество до сих пор развивалось в классовых противоположностях, то нравственность всегда была классовой нравственностью: либо она оправдывала господство и интересы господствующего класса, либо, когда угнетенный класс становился достаточно сильным, она выражала возмущение против этого господства и защищала будущие интересы угнетенных» («Анти-Дюринг»).
На всем протяжении исторического развития классового общества мораль всегда была классовой моралью — нравственностью, либо оправдывающей господство и интересы класса эксплоататоров либо отражавшей интересы угнетенного класса, его революционные стремления, его возмущение против эксплоатации. Классовая мораль была необходимым идеологическим оружием в руках господствующего класса, и, принуждая к ее соблюдению другие эксплоатируемые классы, он не нарушал ее сам лишь постольку, поскольку это было в его интересах. Всякая иная, абстрактная, чисто теоретическая мораль не могла бы быть подлинно действенной моралью. Мораль Фейербаха, указывал Энгельс, «выкроена для всех времен, для всех народов, для всех состояний, и именно потому она неприложима нигде и никогда. По отношению к действительному миру она так же бессильна, как категорический императив Канта. В действительности каждый класс, каждый род занятия имеет свою собственную мораль, которую он притом же нарушает всякий раз, когда можно сделать это безнаказанно» («Людвиг Фейербах»).
Энгельс отмечал, что в современном буржуазном обществе существуют по меньшей мере три
