не запрещалъ охотиться даже на чужихъ земляхъ, такъ какъ всѣ знали, что цѣлью охоты была не личная выгода, а обогащеніе науки новыми данными. Онъ рано пріучалъ своихъ сыновей къ подобнымъ прогулкамъ и охотѣ, зная, что ничто такъ не облагораживаетъ душу и не доставляетъ столькихъ наслажденій, какъ близкое знакомство съ природою. — «Алъфредъ, вотъ лежитъ перышко, скажи, отъ какой оно птицы? Слышишь-ли ты пѣніе? какая птица такъ поетъ и какъ она выглядитъ? Попробуй близко подойти къ этой птицѣ. Чье это гнѣздо? Какъ вообще узнать птицу по ея гнѣзду, яичкамъ, по пѣнію? Какой издаетъ звукъ извѣстная птица, когда зоветъ самку, сердится, и во время испуга?» Вотъ на какіе вопросы приходилось отвѣчать Альфреду во время прогулокъ съ отцемъ и понятно, что уже въ молодыхъ годахъ онъ пріобрѣлъ зоркій глазъ, умѣнье наблюдать и такое знакомство съ мѣстной фауной, что ни одна изъ птицъ и ни одно животное, обитающія въ родныхъ лѣсахъ, не остались ему неизвѣстными. Такимъ образомъ молодой Брэмъ пріобрѣлъ необыкновенную наблюдательность и отецъ научилъ его различать мельчайшіе признаки отдѣльныхъ птицъ. Это была слабая сторона стараго Брэма; онъ такъ точно зналъ внѣшніе признаки каждой птицы, что малѣйшее различіе ему казалось важнымъ и вслѣдствіе этого онъ описалъ множество новыхъ видовъ птицъ, отличительные признаки которыхъ были очень незначительны. Знакомые ему орнитологи часто съ нимъ спорили и доказывали, что, основываясь на такихъ ничтожныхъ признакахъ, нельзя различать виды между собой. Старый Брэмъ, впрочемъ, былъ слишкомъ хорошимъ наблюдателемъ, чтобы не замѣтить вліянія условій мѣстности на внѣшность птицъ и вовсе не считалъ свои виды птицъ за нѣчто неизмѣнное и совершенно опредѣленное; онъ понималъ, что это только различныя разновидности одного и того же главнаго типа и, можетъ быть, еще раньше Дарвина имѣлъ понятіе объ естественномъ подборѣ и борьбѣ за существованіе. Отецъ Брэма былъ извѣстенъ какъ орнитологъ не только въ Германіи, но и въ другихъ образованныхъ странахъ. Его скромный домъ посѣщали знатоки птицъ изъ Англіи, Франціи и другихъ государствъ,- ему часто посылали, для опредѣленія, цѣлыя коллекціи птичьихъ шкурокъ изъ тропическихъ странъ, такъ что его собственная коллекція постоянно обогащалась и достигла такого большого количества экземпляровъ, которое рѣдко встречается у частнаго человѣка; у него было около девяти тысячъ чучелъ птицъ, между которыми однихъ хищныхъ около 700.
Не слѣдуетъ думать, что въ домѣ Брэма занимались однимъ естествовѣдѣніемъ: дѣти посѣщали мѣстное народное училище, но отецъ дополнялъ полученныя тамъ свѣдѣнія частными уроками, такъ что въ гимназію сыновья поступили съ очень хорошей подготовкой. Вечеромъ, когда отецъ большею частью занимался набивкою чучелъ, мать Брэма часто читала имъ драматическія произведенія Шиллера и Гёте, въ чемъ она была большая мастерица. Способность ея къ выразительному чтенію перешла на Альфреда Брэма и его брата Рейнгольда. Оба брата написали даже сообща комедію, которая въ свое время часто давалась на маленькихъ нѣмецкихъ сценахъ. Близкіе люди утверждаютъ, что А. Брэмъ могъ-бы сделаться прекраснымъ актеромъ и даже пѣвцомъ. Онъ сохранилъ втеченіе всей своей жизни любовь къ поэзіи и особенно къ драмѣ и во время своего путешествія по Сибири, плывя въ лодкѣ по Иртышу, развлекалъ своихъ спутниковъ декламаціями изъ «Фауста Гёте».
Удивительно, что когда Брэму пришлось избрать себѣ практическую деятельность, то онъ обратился не къ естественнымъ наукамъ и медицинѣ, а задумалъ сдѣлаться архитекторомъ. Онъ изучалъ архитектуру въ Альтенбургѣ съ 1843 по
