движеніи вызываеть сопротивленіе. Хотя поверхность органа летанія млекопитающаго при взмахѣ нѣсколько и уменьшается, но сопротивленіе все-же остается ощутительнымъ и снова толкаетъ животное нѣсколько внизъ; взмахъ крыла внизъ поднимаетъ летучую мышь, а взмахъ вверхъ опускаютъ ее внизъ: поэтому она порхаетъ, а не летаетъ.
Совершенно иное представляетъ полетъ птицы! Это самое совершенное и самое величественное изъ всѣхъ движеній. И какое въ немъ разнообразіе! Иногда полетъ имѣетъ видъ спокойнаго паренія, иногда онъ происходить съ быстротою стрѣлы; птица налету то тихо колыхается, то сильно качается, то играетъ, то незамѣтно скользитъ по воздуху; вдругъ она стремится впередъ по прямой линіи, смотришь! она беззаботно порхаетъ. Иногда полетъ имѣетъ видъ торопливаго путешествія, иногда увеселительной прогулки; случается, что крылья съ шумомъ пересѣкаютъ воздухъ, бываетъ, что не слышно никакого звука, даже самаго тихаго. Для полета нужны иногда сильные удары крыльевъ, иногда крылья вовсе не двигаются. Птица то поднимается на высоту, о которой человѣкъ можетъ лишь грезить, то приближается къ водѣ такъ близко, что волны смачиваютъ крылья своей пѣной. Полетъ можетъ быть безконечно разнообразенъ, но всегда онъ остается своеобразнымъ и не можетъ быть названъ иначе, какъ полетомъ. Только органы летанія птицъ называемъ мы крыльями; лишь ими надѣляетъ мысль художника душу, свободную отъ земныхъ оковъ; — летательная кожа летучей мыши, напротивъ того, присвоивается дьяволу. Конечно, ночной образъ жизни летучихъ мышей далъ первый поводъ къ вышеназванному уподобленію, но оно, во всякомъ случаѣ, очень характерно. Такъ какъ летательная перепонка летучей мыши приписывалась «ангелу, упавшему съ высоты въ бездну», между тѣмъ какъ «посланникъ небесъ» изображается съ крыльями изъ перьевъ, то этимъ образно указывается на несомнѣнную истину: только птица есть существо, свободное отъ земли, — млекопитающее, даже при крыльяхъ, остается привязаннымъ къ праху.
При этомъ надо упомянуть еще объ одномъ. Только самые совершенные летуны между птицами, напр., стрижи и ласточки стали чужими на землѣ и рѣдко на нее садятся; между тѣмъ какъ снабженный такъ называемыми крыльями млекопитающія и на землѣ оказываются безпомощными. Даже крайне проворная летяга бѣгаегь по землѣ довольно неповоротливо, а летучая мышь только кое-какъ ковыляетъ. Для сна она привѣшивается задними ногами, обращая голову къ зѳмлѣ; на своихъ органахъ летанія она лишь плохо ползаетъ. Какъ жалка участь летучей мыши! Природа снабдила ее крыльями, но пользоваться ими она можетъ лишь плохо и, благодаря этимъ несовершеннымъ крыльямъ, она потеряла возможность и на землѣ двигаться успѣшно! И къ птицамъ не пристала, и отъ звѣрей отстала!
Болѣе благопріятна для животнаго, болѣе способна сдѣлать его счастливымъ дарованная многимъ млекопитающимъ способность жить въ водѣ, плавать въ ней и нырять въ глубину. Лишь очень немногія млекопитающія совершенно неспособны держаться на поверхности воды; сюда относятся нѣкоторыя обезьяны, напр. человѣкообразныя и павіаны. Что послѣдніе могутъ утонуть, упавши въводу, я знаю изъ опыта. Всѣ остальныя млекопитающія тонутъ по крайней мѣрѣ не сразу. Мартышки (Corcopithecus cephus) плаваютъ и ныряютъ превосходно, летучія мыши долго держатся на волнахъ, хищныя, грызуны, одно-и многокопытныя плаваютъ хорошо почти всѣ; одинъ видъ сумчатыхъ живетъ исключительно въ водѣ, а остальныя вѣроятно тоже плаваютъ порядочно. Но настоящими водяными млекопитающими слѣдуетъ считать лишь китообразныхъ: морскихъ коровъ и настоящихъ китовъ. По формѣ тѣла и по образу жизни это рыбы, но рыбы безъ жабръ
