Не говоря уже о томъ, что, соблюдая такой размѣръ, мы должны были бы во многомъ исказить смыслъ подлинника, сверхъ того, музыка подобнаго стиха въ русскомъ переводѣ нисколько не соотвѣтствуетъ характеру поэмы — печальному и мрачному. Разница произошла отъ различныхъ свойствъ языковъ — англійскаго и русскаго. Можно ли въ самомъ дѣлѣ сказать, что вышеприведенная сторфа въ русскомъ переводѣ звучитъ «заупокойнымъ звономъ меланхоліи» (un glas de mélancolie), какъ вѣрно охарактеризовалъ Шарль Бодлеръ тройственныя созвучія въ поэмѣ Эдгара Поэ? А между тѣмъ размѣръ совершенно тотъ же, и весь секретъ заключается въ различномъ дѣйствіи на слухъ англійскихъ и русскихъ словъ. Въ то время какъ риѳмы: dreary, weary, napping, tapping, rapping, lore, door, more — звучатъ рѣзко, какъ удары, — риѳмы: глухою, мечтою, смущенный, пробужденный, монотонный и т. д. дѣйствуетъ мягко, какъ волны. Поэтому четырехстопный ямбъ съ короткими парными риѳмами — стихъ едва ли не самый грустный и монотонный на русскомъ языкѣ — показался намъ наиболѣе соотвѣтствующимъ содержанію поэмы. Въ своемъ переводѣ мы, конечно, старались передавать не столько буквальный текстъ подлинника, сколько его общее впечатлѣніе, и всегда, въ самыхъ отступленіяхъ, дѣйствовали въ духѣ пріемовъ автора.
Не говоря уже о том, что, соблюдая такой размер, мы должны были бы во многом исказить смысл подлинника, сверх того, музыка подобного стиха в русском переводе нисколько не соответствует характеру поэмы — печальному и мрачному. Разница произошла от различных свойств языков — английского и русского. Можно ли в самом деле сказать, что вышеприведенная сторфа в русском переводе звучит «заупокойным звоном меланхолии» (un glas de mélancolie), как верно охарактеризовал Шарль Бодлер тройственные созвучия в поэме Эдгара Поэ? А между тем размер совершенно тот же, и весь секрет заключается в различном действии на слух английских и русских слов. В то время как рифмы: dreary, weary, napping, tapping, rapping, lore, door, more — звучат резко, как удары, — рифмы: глухою, мечтою, смущенный, пробужденный, монотонный и т. д. действует мягко, как волны. Поэтому четырехстопный ямб с короткими парными рифмами — стих едва ли не самый грустный и монотонный на русском языке — показался нам наиболее соответствующим содержанию поэмы. В своем переводе мы, конечно, старались передавать не столько буквальный текст подлинника, сколько его общее впечатление, и всегда, в самых отступлениях, действовали в духе приемов автора.
Чарльзъ Диккенсъ въ своей замѣткѣ, которая лежитъ предо мною, касаясь сдѣланнаго мною разбора внутренняго механизма его «Barnaby Rudge», говоритъ: „Знаете ли вы, между прочимъ, что Годвинъ написалъ своего „Калеба Вильямса“ съ конца? Онъ началъ съ того, что опуталъ своего героя цѣлою сѣтью затрудненій, составляющихъ предметъ второго тома, и затѣмъ, чтобы сочинить первый, сталъ изыскивать всякіе способы для оправданія того, что́ уже было сдѣлано“.
Не думаю, чтобы Годвинъ держался буквально такой системы сочиненія — да и то, что́ онъ самъ говоритъ по этому поводу, не вполнѣ согласно съ идеею Диккенса; — но авторъ «Калеба Вильямса» былъ слишкомъ хорошимъ художникомъ, чтобы не сознавать всей пользы
- ↑ Philosophy of composition — такъ озаглавилъ авторъ свое предисловіе къ поэмѣ, не менѣе оригинальное, какъ и сама поэма. Это — попытка самонаблюденія надъ процессомъ творческой мысли въ авторѣ.
Чарльз Диккенс в своей заметке, которая лежит предо мною, касаясь сделанного мною разбора внутреннего механизма его «Barnaby Rudge», говорит: «Знаете ли вы, между прочим, что Годвин написал своего „Калеба Вильямса“ с конца? Он начал с того, что опутал своего героя целою сетью затруднений, составляющих предмет второго тома, и затем, чтобы сочинить первый, стал изыскивать всякие способы для оправдания того, что́ уже было сделано».
Не думаю, чтобы Годвин держался буквально такой системы сочинения — да и то, что́ он сам говорит по этому поводу, не вполне согласно с идеею Диккенса; — но автор «Калеба Вильямса» был слишком хорошим художником, чтобы не сознавать всей пользы
- ↑ Philosophy of composition — так озаглавил автор свое предисловие к поэме, не менее оригинальное, как и сама поэма. Это — попытка самонаблюдения над процессом творческой мысли в авторе.
