комнатѣ былъ чуланчикъ, грязный-прегрязный, заваленный жидовскимъ хламомъ такъ, что чуть-чуть оставалось свободное мѣсто; меня туда помѣстили, но я и этому обрадовался, потому что было уже поздно вечеромъ.
На другой день явился я къ артиллерійскому генералу. Квартиру онъ занималъ въ какой-то корчмѣ. Прямо вошелъ я въ большую комнату. Тамъ находился генералъ, его адъютантъ, нѣсколько офицеровъ и двѣ дамы, одна молодая, другая постарше; послѣ узналъ я, что это были жена и дочь генерала; тутъ же готовили и завтракъ. Началъ я объяснять свое положеніе. Съ первыхъ же словъ генералъ нахмурился; не успѣлъ я кончить, какъ онъ закричалъ: «Какой же тебя чортъ занесъ сюда?.. Почему ты не справлялся по дорогѣ?..» Когда я сказалъ, что, замѣтивъ передвиженіе войскъ, справлялся и что даже кавалерійскій генералъ, къ которому я заходилъ, не могъ сказать ничего, а совѣтовалъ ѣхать въ Луцкъ, то онъ опять закричалъ: «Ты еще вздумалъ оправдываться!.. Ты видно по дорогѣ спалъ, да билъ баклуши? Рота твоя находится около Волковыска, — ступай туда!» — Ваше превосходительство, говорю, извощики наняты коммиссіей до Луцка и дальше не поѣдутъ; да и лошади у нихъ такъ устали, что едва дотащились сюда. Тутъ генералъ вышелъ изъ себя, кричалъ и топалъ ногами, наконецъ спросилъ: есть ли у меня какія-нибудь казенныя деньги?.. Когда я отвѣтилъ, что нѣтъ никакихъ, то онъ обратился къ адъютанту и сказалъ: «Ну, что вы прикажете дѣлать!.. Ступайте съ нимъ и какъ-нибудь распорядитесь». Все это время я стоялъ, что называется, ни живой, ни мертвый, и такого страху послѣ не испытывалъ, бывши даже подъ пулями и ядрами. Замѣтилъ я однакожь, что дамы смотрѣли на меня съ состраданіемъ. Впослѣдствіи я убѣдился, что не такъ бы поступили наши генералы Кутайсовъ и Костенецкій. Можетъ-быть они и погоняли бы, но навѣрное спросили бы: «Ѣлъ ли ты?» и пригласили бы
