шаго, безжизненнаго тѣла. Жанна, упавъ на колѣни, рыдала, полная горя и отчаянія.
Когда отворилась дверь и вошелъ докторъ, казалось, что вошли спасеніе, утѣшеніе и надежда и она кинулась къ нему, безсвязно повторяя все, что знала о случившемся:
— Она гуляла, какъ всегда… чувствовала себя хорошо… совсѣмъ хорошо… она выпила бульонъ и съѣла два яйца за завтракомъ… она вдругъ упала… почернѣла, какъ вы ее видите теперь… послѣ этого она не шевельнулась… мы пробовали все, чтобы возвратить ее къ жизни, все…:—Она замолчала, пораженная жестомъ сидѣлки, указывавшемъ врачу, что все кончено… Тогда, отказываясь донимать, она тоскливо повторяла:—Что, очень опасно? Скажите, какъ вы думаете, очень опасно?
Наконецъ докторъ сказалъ:—Я боюсь, очень боюсь, что все… кончено. Будьте мужественны… какъ можно болѣе мужественны.
И Жанна, раскрывъ объятія, кинулась къ матери.
Вошелъ Жюльенъ. Онъ остановился растерянный, не испустивъ ни крика ужаса, ни отчаянія, видимо захваченный врасплохъ и не успѣвшій сдѣлать себѣ подходящей физіономіи и рѣшить, какъ держать себя. Онъ бормоталъ: — Я этого ожидалъ, я зналъ, что близокъ ея конецъ. — Потомъ онъ вынулъ носовой платокъ, вытеръ себѣ глаза, опустился на колѣни, перекрестился, что-то пробормоталъ и, поднимаясь, хотѣлъ также приподнять и жену. Но она охватила руками трупъ и цѣловала его, почти лежа на немъ. Ее пришлось унести,—она казалась обезумѣвшей. Черезъ часъ ей позволили снова придти. Не оставалось больше никакой надежды. Комната была уже теперь прибрана какъ слѣдуетъ для мертвой. Жюльенъ и священникъ потихоньку разговаривали около окна. Вдова Дентю, спокойно усѣвшаяся
