Нѣсколько маленькихъ итальянскихъ крейсеровъ стояли на якорѣ, въ портѣ. Четыре или пять лодокъ появились вокругъ „Roi-Louis“, чтобы принять пассажировъ.
Жюльенъ, хлопотавшій съ багажемъ, шепотомъ спросилъ жену:
— Мнѣ кажется довольно дать двадцать су лакею.
Въ продолженіе восьми дней онъ безпрестанно обращался къ ней съ подобными вопросами, которые каждый разъ заставляли ее страдать. Она отвѣтила съ нѣкоторымъ раздраженіемъ:
— Если не увѣренъ въ томъ, что даешь достаточно, лучше дай лишнее.
Онъ спорилъ постоянно изъ-за всякихъ пустяковъ съ хозяевами и гарсонами гостинницъ, съ кучерами и продавцами, и если ему въ силу доводовъ удавалось что-нибудь выторговать, онъ потиралъ руки и говорилъ Жаннѣ: — Я не люблю, чтобы меня обирали.
Она содрогалась каждый разъ, когда имъ подавали счеты, предвидя заранѣе замѣчанія, которыя онъ будетъ дѣлать о каждой цифрѣ. Ей было унизительно это торгашество. Она краснѣла до ушей подъ презрительнымъ взглядомъ лакеевъ, которымъ они провожали ея мужа, держа въ рукѣ его ничтожный начай.
Онъ поспорилъ и съ лодочникомъ, доставившимъ ихъ на берегъ.
Первое дерево, которое они увидали, была пальма!
Они отправились въ большую, пустую гостинницу, помѣщавшуюся въ углубленіи обширной площади, и заказали завтракъ.
Послѣ завтрака, когда Жанна встала, чтобъ идти побродить по городу, Жюльенъ обнялъ ее и нѣжно прошепталъ на ухо: „Пойдемъ, отдохнемъ немного, моя кошечка!“
