національнаго организма лишь тогда, когда въ странѣ утвердится прочное землевладѣніе. То же самое можно сказать н о характерѣ землевладѣнія: будь характеръ аристократическій, будь демократическій, по каковъ характеръ, таковъ и весь характеръ націи. („Дн. Пис“. за 1877 годъ томъ 11-й. стр. 159).
—Рухнуло крѣпостное право, мѣшавшее всему, даже правильному развитію земледѣлія,— вотъ тутъ-то бы, кажется, и зацвѣсти мужику, тутъ то бы, кажется, и разбогатѣть ему! Ничуть не бывало: въ земледѣліи мужикъ съѣхалъ прямо на минимумъ того, что можетъ дать ему земля. И главное, въ томъ бѣда, что нужно еще знать, въ чемъ заключается такая сила? Чтобъ мужикъ рѣшился возвыситься надъ минимумомъ, который даетъ ему теперь земля, и попросить у нея максимума,—скажутъ умники: вопросъ пустой и уже всѣмъ понятный,—но я твердо увѣренъ, что еще далеко не разрѣшенный и несравненно огромнѣйшій. несравненно болѣе захватывающій въ себѣ содержанія, чѣмъ предполагаютъ его...
Все это у насъ страшно насущно и страшно не рѣшено. И вообще у насъ все теперь въ вопросахъ. И, что главное, все вѣдь это требуетъ времени, исторіи, культуры, поколѣній, а у насъ, напротивъ того. предстоитъ разрѣшить въ одинъ мигъ. В томъ то и главная наша разница съ Европой, что не и историческимъ, не культурнымъ
