Онъ опустилъ голову къ своей таблицѣ и продолжалъ копировать цифры. Я кончилъ уборку каюты и уже открылъ дверь, чтобы уйти, когда онъ вдругъ заговорилъ.
— Гёмпъ, если вы взглянете на карту западнаго берега Норвегіи, то увидите зубецъ, который называется Ромсдальскимъ фіордомъ. Я родился въ ста миляхъ отъ этого фіорда. Но я не норвежецъ. Я датчанинъ, ибо мои отецъ и мать были датчане; но какъ они попали на этотъ мрачный клочокъ земли на западномъ берегу Скандинавіи, я не знаю. Мнѣ никогда не приходилось слышать объ этомъ. Помимо этого, въ моемъ происхожденiи нѣтъ ничего таинственнаго. Мои родители были бѣдны и неграмотны. Они происходили отъ бѣдныхъ, неграмотныхъ людей — крестьянъ моря, которые сѣютъ своихъ сыновъ въ волны и которые дѣлаютъ это съ незапамятныхъ временъ. Вотъ и все.
— Нѣтъ, не все, — возразилъ я, — я все еще не понимаю…
— Что же вамъ еще разсказать? — спросилъ онъ, вдругъ вспыхнувъ. — О своемъ голодномъ дѣтствѣ? О сидѣніи на одной рыбѣ? О томъ, что я сталъ ѣздить на рыбную ловлю съ тѣхъ поръ, какъ научился ползать? Что мои братья одинъ за другимъ пошли въ открытое море и не вернулись обратно? О себѣ самомъ, не умѣвшемъ ни читать, ни писать и уже съ десяти лѣтъ ѣздившемъ юнгой на судахъ? О трудныхъ переѣздахъ и о грубомъ обращеніи, когда тумаки и пинки были постелью и завтракомъ и замѣняли собою слова, и когда страхъ, нена-
