Начинала свирѣль, повторяла другая,
Третья, сотая, тысячный бредъ,
Точно пѣла и плавала бездна морская.
Я спросилъ — и услышалъ отвѣтъ.
25 „Вы всегда ли въ степи? И всегда ли вы въ горѣ?“
И какъ будто бы хрустнула цѣпь: —
„— Мы Славяне, мы вѣчно тоскуемъ о Морѣ,
Потому такъ и любимъ мы степь“.
Какъ безумный, опять я ушелъ на разстанья,
30 Какъ лунатикъ, закрывши глаза.
Вновь пришелъ. Вновь костеръ. Вновь пѣвучесть рыданья.
Вечеръ. Молнія. Алость. Гроза.
Степь и небо въ огнѣ. Міръ въ раскатахъ и въ гулѣ.
„Смерть иль жизнь?“ я шепнулъ, какъ во снѣ.
35 На меня блѣднолицые только взглянули, —
Лишь свирѣли отвѣтили мнѣ!
Начинала свирель, повторяла другая,
Третья, сотая, тысячный бред,
Точно пела и плавала бездна морская.
Я спросил — и услышал ответ.
25 «Вы всегда ли в степи? И всегда ли вы в горе?»
И как будто бы хрустнула цепь: —
«— Мы Славяне, мы вечно тоскуем о Море,
Потому так и любим мы степь».
Как безумный, опять я ушёл на расстанья,
30 Как лунатик, закрывши глаза.
Вновь пришёл. Вновь костёр. Вновь певучесть рыданья.
Вечер. Молния. Алость. Гроза.
Степь и небо в огне. Мир в раскатах и в гуле.
«Смерть иль жизнь?» я шепнул, как во сне.
35 На меня бледнолицые только взглянули, —
Лишь свирели ответили мне!
