Ѣду я изъ поля въ поле, поле въ поле, и луга,
Дологъ путь, и нѣтъ мнѣ друга, всюду чувствую врага.
По вечернимъ ѣду зорямъ, и по утренней зарѣ,
Умываюся росою въ раноутренней порѣ.
5 Утираюсь яснымъ солнцемъ, облекаюсь въ облака,
Опоясался звѣздами, и свѣтла моя тоска.
О, свѣтла тоска, какъ слезы, звѣзднымъ трепетомъ жива,
ѣду полемъ, въ чистомъ полѣ Одолень ростетъ трава.
Одолень-траву сорвалъ я, ей на сердцѣ быть, цвѣти,
10 Сдѣлай легкой путь-дорогу, будь подмогой мнѣ въ пути.
Одолѣй высоки горы, долы, топи, берега,
Темны чащи, темны думы, тайну темнаго врага.
Чтобъ рука не поднималась, замышляющая зло,
Чтобы въ совѣсти вспѣненной стало тихо и свѣтло,
15 Чтобы зеркаломъ холоднымъ въ даль душа могла взглянуть,
Чтобъ съ цвѣткомъ, съ цвѣткомъ у сердца, равномѣрно мѣрить путь.
Еду я из поля в поле, поле в поле, и луга,
Долог путь, и нет мне друга, всюду чувствую врага.
По вечерним еду зорям, и по утренней заре,
Умываюся росою в раноутренней поре.
5 Утираюсь ясным солнцем, облекаюсь в облака,
Опоясался звездами, и светла моя тоска.
О, светла тоска, как слёзы, звездным трепетом жива,
еду полем, в чистом поле Одолень растёт трава.
Одолень-траву сорвал я, ей на сердце быть, цвети,
10 Сделай лёгкой путь-дорогу, будь подмогой мне в пути.
Одолей высоки горы, долы, топи, берега,
Тёмны чащи, тёмны думы, тайну тёмного врага.
Чтоб рука не поднималась, замышляющая зло,
Чтобы в совести вспенённой стало тихо и светло,
15 Чтобы зеркалом холодным в даль душа могла взглянуть,
Чтоб с цветком, с цветком у сердца, равномерно мерить путь.
