А за носилкахми Кубышка выступала И перья на груди слезами орошала.
За нею слѣдомъ шли три остальныя дамы.
Онѣ знакомы намъ; ихъ въ птичникѣ всегда мы Встрѣчаемъ: круглая, дородная Желтушка,
Съ красивымъ хохолкомъ хохлатая Пеструшка
Хотѣли разойтись участники собранья,
Какъ вдругъ послышались и стоны, и рыданья И всѣ увидѣли, что шествіе вдали Идетъ печальное. Два пѣтуха несли Носилки изъ вѣтвей, листовъ и травъ густыхъ,
И тѣло курицы покоилось на нихъ.
Передъ носилками, клювъ низко опустивъ И крылья до земли безсильно уронивъ,
Шелъ тихо Звонкопѣвъ, и гребень ярко-красный Поникъ, какъ алый макъ въ дождливый день ненастный.
А за носилкахми Кубышка выступала И перья на груди слезами орошала.
За нею следом шли три остальные дамы.
Они знакомы нам; их в птичнике всегда мы Встречаем: круглая, дородная Желтушка,
С красивым хохолком хохлатая Пеструшка
Хотели разойтись участники собранья,
Как вдруг послышались и стоны, и рыданья И все увидели, что шествие вдали Идет печальное. Два петуха несли Носилки из ветвей, листов и трав густых,
И тело курицы покоилось на них.
Перед носилками, клюв низко опустив И крылья до земли бессильно уронив,
Шел тихо Звонкопев, и гребень ярко-красный Поник, как алый мак в дождливый день ненастный.
