становку относятся отдѣльныя черты быта, какія изъ нихъ отличаются болѣе общимъ характеромъ и какія носятъ мѣстный, спеціальный отпечатокъ. Вообще говоря, Одиссея отмѣчена болѣе консервативнымъ характеромъ, скорѣе отражаетъ порядки родины, европейской Греціи. Иліада открываетъ по преимуществу черты новой жизни и отчасти новыхъ воззрѣній, рисуетъ военное общество, подвижное, отдѣлившееся отъ старыхъ насиженныхъ мѣстъ. Иное у Гомера имѣетъ отношеніе только къ колоніямъ, къ малоазійской военной и торговой аристократіи, другое — къ большинству областей европейской Греціи, еще не вышедшихъ изъ патріархальнаго быта. Иногда составитель поэмы своеобразно тонко оттѣняетъ различіе между чертами архаическими и новаторскими.
Старинная группировка общества. Въ Иліадѣ есть два любопытныхъ мѣста, указывающихъ на старинное дѣленіе народа по филамъ и фратріямъ. Оба раза характерныя обозначенія встрѣчаются въ рѣчахъ патріархальнаго басилея, старика Нестора; влагая въ уста этому хранителю традицій названія старыхъ союзовъ, авторъ хочетъ указать на ихъ архаичность. Въ одномъ случаѣ старѣйшій вождь старается внушить общему начальнику Агамемнону, что для энергическаго нападенія на троянцемъ, для взятія ихъ города силой, надо распредѣлить греческое войско по филамъ и фратріямъ (κατἀ φῡλα καὶ κατἀ φρήτρας), чтобы каждая фратрія помогала другимъ фратріямъ, а филы — филамъ. «Если ты сдѣлаешь такъ, и тебя послушаются ахейцы, ты узнаешь потомъ въ битвѣ, кто трусливъ и кто мужественъ изъ вождей и рядовыхъ, потому что они будутъ биться каждый въ своей средѣ»[1]. По мнѣнію Нестора, такъ лучше всего размѣстить воиновъ, ради ихъ одушевленія. Старикъ, повидимому, приглашаетъ къ группировкѣ, наиболѣе привычной въ мирное время; онъ думаетъ, что и тактически всего выгоднѣе воспроизвести на полѣ битвы существующіе общественные союзы.
Болѣе тѣсный изъ этихъ союзовъ, фратрію, тотъ же Несторъ рисуетъ намъ съ другой стороны. Послѣ неудачной битвы съ троянцами, отогнавшими грековъ въ лагерь, вожди сходятся на совѣщаніе; они готовы послѣдовать предложенію Агамемнона и бѣжать на корабляхъ домой, но Несторъ совѣтуетъ отправить посольство къ Ахиллу и просить его принятъ участіе въ бою. Такъ какъ предложеніе очень рискованно, и старый басилей къ тому же противорѣчитъ главному вождю, онъ говорить торжественно: «Я скажу рѣчь до конца открвенно и прямо, и никто не осудитъ меня. Вѣдь только тотъ, кто совсѣмъ одичалъ, кто внѣ фратріи, внѣ законовъ, безъ очага (άφρήτωρ, άθέμιστος, άνέστιος), можетъ любитъ братоубійственную войну»[2]. Сопоставленіе трехъ понятій въ данномъ случаѣ очень интересно. Кто не состоитъ въ союзѣ фратріи, тотъ — внѣ права, не имѣетъ охраны, онъ — волкъ, котораго всякій можетъ убитъ; у него нѣтъ очага, онъ не имѣетъ осѣдлости, не можетъ жить среди людей. Къ характеристикѣ Нестора сильно звучитъ нравственное осужденіе: человѣкъ, не принятый во фратрію, выключенный изъ нея или не захотѣвшій въ нее войти, — врагъ общества, у него не можетъ бытъ и совѣсти, нѣтъ чувства правды, онъ не можетъ признавать ни божескихъ, ни человѣческихъ законовъ.
Одиссея выдерживаетъ тотъ же тонъ, что Иліада, по отношенію къ старику Нестору, и мы получаемъ картину идиллическаго стариннаго быта въ маленькомъ «царствѣ» его на родинѣ. Телемахъ со своимъ наставникомъ Менторомъ пріѣзжаетъ въ Пилосъ, гдѣ правитъ Несторъ съ сыновьями. На самомъ берегу гости застаютъ большой публичный народный обѣдъ. Стоятъ девять рядовъ скамей. Въ каждомъ ряду сидятъ по 500 человѣкъ, и передъ каждымъ рядомъ лежатъ 9 зарѣзанныхъ быковъ. Это — жертва и пиръ одновременно: бедра сожигаютъ въ честь морского бога, внутренности вкушаютъ люди. Среди собранія (άγυρις) пріѣзжіе находятъ стараго царя съ сыновьями: ихъ приближенные (ίταῖροι) готовятъ для нихъ ѣду, жарятъ мясо и втыкаютъ на вертела. Царская семья устремляется навстрѣчу гостямъ и сажаетъ ихъ съ собою. Повидимому, собрался весь народъ общины, есть что-то патріархальное въ этомъ собраніи, гдѣ всѣ одинаково участвуютъ, и вождь сидитъ вмѣстѣ съ простыми людьми[3].
Здѣсь не сказано, правда, что народъ распредѣленъ по фратріямъ, но группы, обозначенныя рядами пирующихъ, похожи на позднѣйшія фратріи въ Аѳинахъ. Каждая скамья, занятая 500 сотрапезниковъ, образуетъ какъ бы особое жертвенное отдѣленіе или товарищество среди большого, приносящаго жертву и пирующаго общества. Точно такъ же каждая изъ аѳинскихъ фратрій образуетъ особый религіозный союзъ, имѣетъ свой жертвенный очагъ, а всѣ онѣ вмѣстѣ почитаютъ общихъ боговъ: Зевса Фратрія и Аѳину Фратрію, и собираются осенью на общій праздникъ всѣхъ союзовъ, такъ наз. Апатуріи.
Давать общественные обѣды и участвовать въ нихъ составляетъ обязанность царя и является отплатой за приношенія общины. По этому поводу въ Одиссеѣ естъ такая характеристика. Одиссей вызываетъ тѣни умершихъ изъ преисподней; когда выходитъ его мать, онъ спрашиваетъ, не расхищено ли его царское достояніе, сохранилось ли оно въ рукахъ сына Телемаха. Призракъ отвѣчаетъ: «никто не завладѣлъ твоимъ достояніемъ. Телемахъ безпрепятственно пользуется доходомъ съ царской земли (τέμενος), участвуя въ общихъ всенародныхъ обѣдахъ, какъ и слѣдуетъ лицу, облеченному высокимъ саномъ судьи; да и его всѣ приглашаютъ»[4]. Тутъ видна взаимность. Τέμενος; — это
