третьяго татары, а дома два гетмана другъ на друга чеснокъ-товчутъ…
— Сказывали, что нашъ подался здоровымъ—правда?
— Боленъ онъ не былъ, а съ лица спалъ, да и не диво: горе только одного рака краситъ! отвѣчалъ Кнышъ.
— А тотъ?
— Тотъ? О томъ коли добрые слухи сбирать, то исходивши всю Украйну вернешься съ пустыми руками, а коли сбирать худые, то оглохнуть можно всюду, куда ни приди.
— Кто тамъ около него изъ нашихъ?
— Антонъ еще держится, да и тотъ говоритъ, что уже не въ терпежь: такимъ еще плюгавцемъ никогда, говоритъ, я не бывалъ. Въ случаѣ чего, помни, что жинка у него добрая.
— Вправду? Та великая пани?
— Да, та великая пани. Бываетъ, что и между крапивою ростетъ кійло[1].
— Она у него откуда?
— Незнаю.
— Коли съ ихъ поля ягода, такъ не вѣрь; будетъ все тотъ самъ звѣрь, только подъ другой приправой. Такъ намъ крѣпко подался?
— Подался.
— Кто тамъ у него въ совѣтчикахъ теперь?
— Никого. Сидитъ одинъ, какъ подстрѣленный орелъ.
— Ему трудно.
— Трудно.
Сѣчевикъ былъ уже готовъ и принялъ бандуру изъ рукъ Кныша.
Маруся тоже была готова и всѣ вышли изъ подземелья.
Отряды, проѣзжавшіе подъ вечеръ мимо хутора, видѣли почтеннаго бандуриста, сидящаго на заваленкѣ хаты пана Кныша, тихо пере-
- ↑ Кійло—ковыль-трава.
третьего татары, а дома два гетмана друг на друга чеснок-товчут…
— Сказывали, что наш подался здоровым — правда?
— Болен он не был, а с лица спал, да и не диво: горе только одного рака красит! отвечал Кныш.
— А тот?
— Тот? О том коли добрые слухи сбирать, то исходивши всю Украйну вернешься с пустыми руками, а коли сбирать худые, то оглохнуть можно всюду, куда ни приди.
— Кто там около него из наших?
— Антон еще держится, да и тот говорит, что уже невтерпеж: таким еще плюгавцем никогда, говорит, я не бывал. В случае чего, помни, что жинка у него добрая.
— Вправду? Та великая пани?
— Да, та великая пани. Бывает, что и между крапивою растет кийло[1].
— Она у него откуда?
— Незнаю.
— Коли с их поля ягода, так не верь; будет всё тот сам зверь, только под другой приправой. Так нам крепко подался?
— Подался.
— Кто там у него в советчиках теперь?
— Никого. Сидит один, как подстреленный орел.
— Ему трудно.
— Трудно.
Сечевик был уже готов и принял бандуру из рук Кныша.
Маруся тоже была готова и все вышли из подземелья.
Отряды, проезжавшие под вечер мимо хутора, видели почтенного бандуриста, сидящего на завалинке хаты пана Кныша, тихо пере-
- ↑ Кийло — ковыль-трава.