ѳз
тель, въ томъ и состоитъ, что она, оставаясь тожественною, способна выступать въ различныхъ явленіяхъ. (De An. II. 3). Мы увидимъ, что Платонъ во второй, подлинно философской части своего изслѣдованія о добродѣтели поступилъ именно такимъ образомъ, т.-е. понялъ ее какъ нѣчто относящееся до души* _
Мы оставили разговаривающихъ на томъ мѣстѣ, когда Сократъ доказалъ, что добродѣтель дѣйствительно есть стремленіе къ благу и достиженіе его, но лишь тогда, когда то и другое добродѣтельно. За тѣмъ онъ снова предлагаетъ Ме-нону вопросъ о томъ что такое добродѣтель, на что Менонъ отвѣчаетъ слѣдующими достопамятными словами.
"О, Сократъ! Слыхалъ я и прежде, чѣмъ встрѣтился съ тобой, что ты и самъ недоумѣваешь и другихъ заставляешь недоумѣвать. Вотъ и теперь, какъ кажется мнѣ, ты чаруешь, обвораживаешь и просто заговариваешь меня, такъ что я дѣйствительно сталъ полонъ недоумѣнія. Да ты, если можно немного пошутить, рѣшительно походишь и видомъ и всѣмъ на эту широкую морскую торпиль. Какъ она возбуждаетъ обыкновенно всякаго, кто приблизится къ ней и коснется ея, такъ и ты, кажется, сдѣлалъ теперь со мной нѣчто подобное, т.-е. возбудилъ меня. Право, я цѣпенѣю душею и устами и не знаю что отвѣчать тебѣ. А между тѣмъ я тысячу разъ говорилъ о добродѣтели со многими и очень много и говорилъ, какъ мнѣ казалось, вполнѣ хорошо. А теперь я не въ состояніи сказать, что она такое." (80. А. И.)
На это Сократъ отвѣчалъ еще болѣе достопамятными словами* "Если торпиль по стольку заставляетъ другихъ цѣпенѣть по скольку сама цѣпенѣетъ, то я похожъ на нее, а если она сама не цѣпенѣетъ, то я не похожъ; ибо я, неразумѣя самъ что нибудь ясно, заставляю другихъ недоумѣвать, но гораздо болѣе, самъ недоумѣвая, заставляю и другихъ недоумѣвать; вотъ и теперь о добродѣтели я не знаю, что она такое, а между тѣмъ ты, прежде чѣмъ коснулся меня, зналъ, теперь же и самъ какъ не знающій" (80. С. D.)
фз
тель, в том и состоит, что она, оставаясь тожественною, способна выступать в различных явлениях. (De An. II. 3). Мы увидим, что Платон во второй, подлинно философской части своего исследования о добродетели поступил именно таким образом, т. е. понял ее как нечто относящееся до души* _
Мы оставили разговаривающих на том месте, когда Сократ доказал, что добродетель действительно есть стремление к благу и достижение его, но лишь тогда, когда то и другое добродетельно. За тем он снова предлагает Ме-нону вопрос о том что такое добродетель, на что Менон отвечает следующими достопамятными словами.
"О, Сократ! Слыхал я и прежде, чем встретился с тобой, что ты и сам недоумеваешь и других заставляешь недоумевать. Вот и теперь, как кажется мне, ты чаруешь, обвораживаешь и просто заговариваешь меня, так что я действительно стал полон недоумения. Да ты, если можно немного пошутить, решительно походишь и видом и всем на эту широкую морскую торпиль. Как она возбуждает обыкновенно всякого, кто приблизится к ней и коснется её, так и ты, кажется, сделал теперь со мной нечто подобное, т. е. возбудил меня. Право, я цепенею душею и устами и не знаю что отвечать тебе. А между тем я тысячу раз говорил о добродетели со многими и очень много и говорил, как мне казалось, вполне хорошо. А теперь я не в состоянии сказать, что она такое." (80. А. И.)
На это Сократ отвечал еще более достопамятными словами* "Если торпиль по стольку заставляет других цепенеть поскольку сама цепенеет, то я похож на нее, а если она сама не цепенеет, то я не похож; ибо я, неразумея сам что-нибудь ясно, заставляю других недоумевать, но гораздо более, сам недоумевая, заставляю и других недоумевать; вот и теперь о добродетели я не знаю, что она такое, а между тем ты, прежде чем коснулся меня, знал, теперь же и сам как не знающий" (80. С. D.)
