что, не открывается намъ чрезъ простое опредѣленіе предмета. Хотя опредѣленіе понятія дѣйствительно есть очень важное дѣло, такъ какъ въ опредѣленіи выступаетъ къ сознанію содержаніе понятія, что и есть существенное въ немъ* тѣмъ не менѣе definiendam не открывается въ опредѣленіи своею метафизическою стороною, но сказывается только какъ нѣчто въ сферѣ другихъ нѣчто, съ одной стороны какъ сходное съ ними, а съ другой какъ отличное отъ нихъ. Именно формальная логика учитъ, что для опредѣленія предмета необходимо указаніе на genus proximum и на differentias specificas (Аристотель. Тор. 1. 8). Но такъ какъ genus proximum самъ въ свою очередь можетъ быть подчиненъ высшему роду, то въ этой субординаціи понятій, которая можетъ окончиться только на понятіи нѣчто — терминѣ общемъ для всякой субстанціальности — собственно говоря, мы опредѣляемъ понятіе тѣми качествами, которыя заразъ даны намъ въ понятіи его высшаго рода. Съ другой стороны и качественныя прилагательныя, которыми мы пользуемся въ опредѣленіи для отличія difiniendum отъ другихъ предметовъ одного съ нимъ рода, также не выражаютъ метафизической натуры его. Отсюда ясно, что во всякомъ опредѣленіи вопросъ о томъ, что есть предметъ самъ въ себѣ, метафизически, остается для насъ не разрѣшеннымъ.
Но болѣе серьозное вниманіе мы должны остановить на томъ примѣрѣ, который приводитъ въ нашемъ мѣстѣ Сократъ для объясненія своего мнѣнія о невозможности знать, какъ пріобрѣтается добродѣтель, когда онъ не знаетъ что она такое. Именно Сократъ говоритъ: "возможно ли чтобы кто ни-будь, не зная, кто такой Менонъ, зналъ о немъ, каковъ онъ т.-е. хорошъ ли, богатъ ли, благороднаго ли рода, или наоборотъ. Для общаго смысла примѣръ этотъ представляется правильнымъ, но на самомъ дѣлѣ тутъ есть довольно серьезное логическое недоразумѣніе. Если это справедливо, то несомнѣнно, что общій смыслъ, возвыситься надъ которымъ дѣйствительно Платонъ стремится въ своихъ діалогахъ, не исторически принадлежитъ софистамъ и другимъ лицамъ, кото
что, не открывается нам чрез простое определение предмета. Хотя определение понятия действительно есть очень важное дело, так как в определении выступает к сознанию содержание понятия, что и есть существенное в нём* тем не менее definiendam не открывается в определении своею метафизическою стороною, но сказывается только как нечто в сфере других нечто, с одной стороны как сходное с ними, а с другой как отличное от них. Именно формальная логика учит, что для определения предмета необходимо указание на genus proximum и на differentias specificas (Аристотель. Тор. 1. 8). Но так как genus proximum сам в свою очередь может быть подчинен высшему роду, то в этой субординации понятий, которая может окончиться только на понятии нечто — термине общем для всякой субстанциальности — собственно говоря, мы определяем понятие теми качествами, которые зараз даны нам в понятии его высшего рода. С другой стороны и качественные прилагательные, которыми мы пользуемся в определении для отличия difiniendum от других предметов одного с ним рода, также не выражают метафизической натуры его. Отсюда ясно, что во всяком определении вопрос о том, что есть предмет сам в себе, метафизически, остается для нас не разрешенным.
Но более серьозное внимание мы должны остановить на том примере, который приводит в нашем месте Сократ для объяснения своего мнения о невозможности знать, как приобретается добродетель, когда он не знает что она такое. Именно Сократ говорит: "возможно ли чтобы кто ни-будь, не зная, кто такой Менон, знал о нём, каков он т. е. хорош ли, богат ли, благородного ли рода, или наоборот. Для общего смысла пример этот представляется правильным, но на самом деле тут есть довольно серьезное логическое недоразумение. Если это справедливо, то несомненно, что общий смысл, возвыситься над которым действительно Платон стремится в своих диалогах, не исторически принадлежит софистам и другим лицам, кото
