Маклаков. — Позвольте добавить. Он написал мне по этому поводу, что просит меня принять меры к ее аресту, так как она разыскивается; а в совете министров все были против этого, и Щегловитов в том числе.
Председатель. — Вы же добивались, чтобы она была арестована и чтобы ее судили?
Маклаков. — Она сама написала о том, что хочет приехать и отдаться в руки правосудия. Это было крупное дело. Министр юстиции получил это письмо, ему ничего другого не оставалось делать, как указать на то, что министерство внутренних дел и полиция, в этом случае, должны исполнить свой долг.
Председатель. — С какой точки зрения ваши товарищи по совету министров, в том числе Щегловитов, находили невозможным и ненужным арестовать лицо, которое по розыскным ведомостям значилось, как привлеченное к следствию?
Маклаков. — Это соприкасалось с делом о членах государственной думы, а самое возбуждение дела поднимало весь тот вопрос, о котором члены совета министров полагали, что он обострил бы общую атмосферу.
Председатель. — Потому что обнаружилось бы, что в центре дела стоял провокатор?
Маклаков. — Да.
Председатель. — Но обнаружить, значит — вскрыть истину.
Маклаков. — Нет, они не считали ее провокатором. Конечно, она сообщала сведения департаменту полиции; но она без всякого сомнения, голодала, так, что, вероятно, вопрос был денежный.
Председатель. — Комиссия может установить, что она создала это дело, она принесла знаменитый Наказ, и Герасимов знал об этом.
Маклаков. — Совет министров не думал, что она создала; но молва и общественное мнение видели в ней центр этого дела. Если бы это было опровергнуто, поднялся бы шум, и страшно обострилось бы настроение.
Председатель. — А министров вашего времени, и в частности министра юстиции, не беспокоило то обстоятельство, что в центре большого процесса стоял агент охранного отделения, руководимый Герасимовым и его помощником? Герасимова вы характеризовали великолепно, как корень провокационного зла.
Маклаков. — Об этом не было разговора; был только страх перед ворошением дела, которому совет министров не придавал значения; он считал ее только прикосновенной, т.-е. фактически связанной с участниками.
Председатель. — Какова же была ваша резолюция по поводу этого дела?
Маклаков. — Я не помню.
