Вырубова. — Я вам говорю, я столько народу видела и принимала, что не могу помнить. Может быть, было. Если бы мог кто-нибудь дневник за меня вести, я была бы рада.
Смиттен. — Постарайтесь вспомнить содержание беседы. Это было так недавно, Добровольский был назначен 20 декабря 1916 года.
Вырубова (думает). — Это теперешний, который был министром юстиции, толстый, был ли он у меня? Может быть, очень часто бывали такие вещи с просьбами, что государыня у меня принимала.
Смиттен. — Почему такой прием?
Вырубова. — Всегда с посетителями, или у меня в лазарете, или у себя в лазарете, она много принимала.
Смиттен. — Специально назначались приемы у вас на квартире?
Вырубова. — Были часто.
Смиттен. — Почему императрица не приглашала во дворец?
Вырубова. — Во дворец труднее вызывать. Она предпочитала у меня: последние года два, три была полиция, следящая за всеми. У меня было на простой ноге, они любили просто приезжать.
Смиттен. — Если любили, они могли установить какой угодно простой порядок у себя. — Ведь гофмаршальская часть не записывала посещения ваши и Распутина при дворе?
Вырубова. — Этого я не думаю; не знаю, кто ведет эти записки, Бенкендорф, кажется?
Смиттен. — Позвольте поставить вопрос прямо; встречаясь у вас в квартире с разными лицами, которые занимали то или другое положение в государстве, императрица хотела скрыть эти встречи?
Вырубова. — Скрыть невозможно ничего. В Царском Селе у меня последние года два-три, была полиция, следящая за всеми, кто приходил и уходил.
Смиттен. — В чьих руках находилась полиция?
Вырубова. — В руках дворцового коменданта Воейкова.
Смиттен. — Каковы были ваши отношения с Воейковым?
Вырубова. — Не с ним, а с ней. Я видалась с нею.
Председатель. — Вы писали ему: «Милый Владимир Николаевич».
Вырубова. — Безусловно. Я знала его хорошо, особенно семью Фредерикс, дочерей Эмму и Нини, хотя они гораздо старше меня.
Председатель. — Пока мы прерываем ваш допрос.
Вырубова. — Мне ничего писать не надо?
Председатель. — А вы хотите писать?
Вырубова. — Нет, не то, что хочу, но если надо.
Председатель. — Хорошо, может быть, вы напишете все то, что знаете; хотелось бы, чтобы это было действительно то, что вы знаете.