Председатель. — Ведь вы были с давних пор известны государю через великого князя Сергея Александровича?
Джунковский. — Даже еще раньше. С самого молодого офицерства, потому что я был в Преображенском полку, я служил в первом батальоне.
Председатель. — Так что вы были не только в близких, но, может быть, даже в очень близких отношениях с ним?
Джунковский. — Нет. В очень близких отношениях с государем я не был, но, во всяком случае, я пользовался всегда его доверием.
Председатель. — Эта ваша записка долго пролежала у бывшего государя? Он передал ее Александре Федоровне по какому-нибудь поводу, — или вы не исследовали этого вопроса?
Джунковский. — Я не знаю, когда это было. Мне так много рассказывали, что трудно чему-нибудь верить. Должно быть, она была передана в конце июня.
Председатель. — После покушения или до покушения на Распутина?
Джунковский. — После, потому что я как раз был в ставке, и флигель-адъютант сказал мне, что императрица поручила ему проверить правильность моего доклада.
Председатель. — И что же, — он проверил?
Джунковский. — Не знаю. Я назвал ему даже свидетелей, которых он мог бы допросить для проверки.
Председатель. — Кто этот флигель-адъютант?
Джунковский. — Это Саблин.
Председатель. — Вы знаете, к каким выводам он пришел, т.-е. опровергал ли его доклад ваше положение?
Джунковский. — Не знаю.
Председатель. — Судьбу вашего ухода разделили еще и некоторые другие лица, которые были близки к государю, например, князь Орлов?
Джунковский. — Да, кроме того Дрентельн. Я не думаю, чтобы мой уход был связан исключительно с той запиской, которую я передал. Я думаю, тут помогли и другие лица, которые были очень недовольны моей деятельностью в качестве товарища министра и заведывающего департаментом полиции.
Председатель. — Кто же именно?
Джунковский. — Я думаю, что Белецкий больше всего. Так мне говорили. По крайней мере князь Щербатов говорил: «Отчего вы не реагируете на то, что Белецкий распускает про вас в государственном совете разные вещи?». Я отвечал: «Мне решительно все равно. Пусть судят по моим делам, а не по тем сплетням, которые рассказывают». — «Но нужно же что-нибудь сказать». — «Я не буду ничего говорить».