от них. Мы же доказывали, что борьба должна итти так, как она велась до 17 октября, должна вестись общим фронтом, так как перед нами общие задачи и единый враг. Я заявил только, что разница в том, что масштаб борьбы, размер борьбы, будет другой, чем в 1905 году, и кончил свою речь указанием, что в воздухе накопилась гроза, и неизвестно, куда падет удар. Это собственно и было последнее слово, произнесенное Думой накануне катастрофического поворота событий, потому что поздно ночью явился указ о перерыве до 19 февраля, а на следующий день произошло убийство Распутина. Все это подчеркнуло катастрофический характер, который получила борьба. В дальнейшем конец декабря показал, что и правительство уже посмотрело на вопрос именно так, что примирительная попытка Трепова не осуществилась. 20 декабря ушел Макаров и назначен был Добровольский, 28 декабря ушел Трепов и назначен был Голицын, ушел Игнатьев, назначен Кульчицкий. Тут уже наглядно перед всем обществом демонстрировался отказ от примирительных тенденций. Ясно было, откуда идет выбор; Голицын — председатель комитета, находящегося под покровительством Александры Федоровны (значит, личная кандидатура), человек не имевший никакой позиции в политике, выбранный по принципу личного доверия. Одним словом, к концу 1916 года уже вполне сложилась вся обстановка открытой и притом вполне легальной борьбы с правительством. Чувствовалось, что событие 17 декабря только первое в ряде событий, чувствовалось, что что-то должно произойти, все об этом говорили, и очевидно было, что предстоят дальнейшие катастрофы. В это время представители земского и городского союзов, военно-промышленного комитета и члены блока вступили друг с другом в сношения, на предмет решения вопроса, что делать, если произойдет какое-нибудь крушение, какой-нибудь переворот, как устроить, чтобы страна немедленно получила власть, которую ей нужно. В это время, в этих предварительных переговорах и было намечено то правительство, которое явилось в результате переворота 27 февраля. Назначен был, как председатель совета министров, кн. Львов, затем частью намечались и другие участники кабинета. Тогда же, я должен сказать, было намечено регенство Михаила Александровича, при наследии Алексея. Мы не имели представления о том, как, в каких формах произойдет возможная перемена, но на всякий случай мы намечали такую возможность. Я не знаю, как теперь продолжать изложение, — в дальнейшем оно подходит вплотную к тому, что совершилось 27 февраля. Надо сказать, что этому предшествовали некоторые попытки со стороны Протопопова и других темных источников предварить ту грозу, которая собиралась, попытки сделать нечто в роде того, что сделал Дурново в 1905 году, т.-е. дать, революционным силам сражение там, где захочет Протопопов, а не там, где они. Я помню
