тораго заживо содрали кожу. Иногда мелочи, не замѣченныя другими, причиняли ему глубокія и долгія огорченія.
Наружность у Боброва была скромная, неяркая... Онъ былъ невысокъ ростомъ и довольно худъ, но въ немъ чувствовалась нервная, порывистая сила. Большой бѣлый прекрасный лобъ прежде всего обращалъ на себя вниманіе на его лицѣ. Расширенные и при томъ неодинаковой величины зрачки были такъ велики, что глаза, вмѣсто сѣрыхъ, казались черными. Густыя, неровныя брови сходились у переносья и придавали этимъ глазамъ строгое, пристальное и точно аскетическое выраженіе. Губы у Андрея Ильича были нервныя, тонкія, но не злыя, и немного несимметричныя: правый уголъ рта приходился немного выше лѣваго; усы и борода маленькіе, жидкіе, бѣлесоватые, совсѣмъ мальчншескіе. Прелесть его, въ сущности, некрасиваго лица заключалась только въ улыбкѣ. Когда Бобровь смѣялся, глаза его становились нѣжными и веселыми, и все лицо дѣлалось привлекательнымъ.
Пройдя полверсты, Бобровъ взобрался на пригорокъ. Прямо подъ его ногами открылась огромная панорама завода, раскинувшагося на пятьдесятъ квадратныхъ верстъ. Это былъ настоящій городъ изъ краснаго кирпича, съ лѣсомъ высоко торчащихъ въ воздухѣ закопченныхъ трубъ, — городъ, весь пропитанный запахомъ сѣры и желѣзнаго угара, оглушаемый вѣчнымъ, несмолкаемымъ грохотомъ. Четыре доменныя печи господствовали надъ заводомъ своими чудовищными трубами. Рядомъ съ ними возвышалось восемь кауперовъ, предназначенныхъ для циркуляціи нагрѣтаго воздуха,—восемь огромныхъ желѣзныхъ башенъ, увѣнчанныхъ круглыми куполами. Вокругъ доменныхъ печей разбросались другія зданія: ремонтныя мастерскія, литейный дворъ, промыв-