его нерадѣнія на любимомъ прежде инструментѣ то и дѣло одна за другой лопались струны. А онѣ лопались съ такимъ громкимъ и жалобнымъ предсмертнымъ звономъ, что даже лошади сочувственно ржали и удивленно поворачивали головы къ ожесточившемуся хозяину.
На мѣсто скрипки Іохимъ купилъ у прохожаго карпатскаго горца деревянную дудку. Онъ, повидимому, находилъ, что ея тихіе, задушевные переливы больше соотвѣтствуютъ его горькой судьбѣ, лучше выразятъ печаль его отвергнутаго сердца. Однако, горская дудка обманула его ожиданія. Онъ перебралъ ихъ до десятка, пробовалъ на всѣ лады, обрѣзалъ, мочилъ въ водѣ и сушилъ на солнцѣ, подвѣшивалъ на тонкой бичевочкѣ подъ крышей, чтобы ее обдувало вѣтромъ, но ничто не помогало: горская дудка не слушалась хохлацкаго сердца. Она свистѣла тамъ, гдѣ нужно было пѣть, взвизгивала тогда, когда онъ ждалъ отъ нея томнаго дрожанія, и вообще никакъ не поддавалась его настроенію. Наконецъ онъ осердился на всѣхъ бродячихъ горцевъ, убѣдившись окончательно, что ни одинъ изъ нихъ не въ состояніи сдѣлать хорошую дудку, и затѣмъ рѣшился сдѣлать ее своими руками. Въ теченіе нѣсколькихъ дней онъ бродилъ съ насупленными бровями по полямъ и болотамъ, подходилъ къ каждому кустику ивы, перебиралъ ея вѣтки, срѣзалъ нѣкоторыя изъ нихъ, но, повидимому, все не находилъ того, что ему было нужно. Его брови были по прежнему угрюмо сдвинуты, и онъ шелъ дальше, продолжая розыски. Наконецъ, онъ попалъ на одно мѣсто, надъ лѣниво струившеюся рѣчкой. Вода чуть-чуть шевелила въ этой заводи бѣлыя головки кувшинокъ, вѣтеръ не долеталъ сюда изъ-за густо-разросшихся ивъ, которыя тихо и задумчиво склонились къ темной, спокойной глубинѣ. Іохимъ, раздвинувъ кусты, подошелъ къ рѣчкѣ, постоялъ съ минуту и какъ-то вдругъ убѣдился, что именно здѣсь онъ найдетъ то, что ему нужно. Морщины на его лбу разгладились. Онъ вынулъ изъ-за голенища привязанный на ремешкѣ складной ножикъ и, окинувъ внимательнымъ взглядомъ задумчиво шептавшіеся кусты ивняка, рѣшительно подошелъ къ тонкому, прямому стволу, качавшемуся надъ размытою кручей. Онъ зачѣмъ-то щелкнулъ по немъ пальцемъ, посмотрѣлъ съ удовольствіемъ, какъ онъ упруго закачался въ воздухѣ, прислушался къ шопоту его листьевъ и мотнулъ головой.
— Отъ-жъ воно самѐсенькое,—пробормоталъ Іохимъ съ удовольствіемъ и выбросилъ въ рѣчку всѣ срѣзанные ранѣе прутья.
Дудка вышла на славу. Высушивъ иву, онъ выжегъ ей
