Я недовѣрчиво посмотрѣлъ на хозяина и на гитару.
— Да вы шутите?—спросилъ я его.
— Ни малѣйше. Да вотъ, послушайте. Хотя у меня голоса и нѣтъ, и я давно уже не перебиралъ струнъ, но понятіе о гитарѣ все-таки дамъ.
Богуславскій всталъ съ мѣста, затворилъ двери въ садъ, перекинулъ ленту гитары черезъ плечо и затянулъ разбитымъ голосомъ:
«Среди долины ровныя…»
Гитара упорно молчала. Богуславскій запѣлъ другую мелодію:
«Выхожу одинъ я на дорогу…»
То же невозмутимое молчаніе.
— Ну, а теперь,—продолжалъ онъ:—посмотрите-ка, что̀ будетъ съ гитарою:
«Ужъ мы ѣли, ѣли, ѣли,
«Ужъ мы пили, пили, пили…»
И дѣйствительно, гитара словно встрепенулась; откуда только взялась въ ней отзывчивость? Струны гудѣли весело, игриво, а деревянная доска, будто живая грудь, отвѣчала на ихъ дружное рокотанье, вторила имъ и удвоивала.
Я покачалъ головой.
— Ну, а насчетъ любовныхъ пѣсенъ какъ?—спросилъ я хозяина.
— О! она тоже очень, очень отзывчива; итальянская уроженка!—отвѣтилъ Богуславскій и запѣлъ:
«Въ крови горитъ огонь желанья…»
И дѣйствительно, гитара запѣла какъ живая; самъ пѣвецъ словно повеселѣлъ и, спѣвъ пѣсню, даже закашлялъ. Гитара сразу замолчала.
— Видите, мнѣ пѣть не годится,—сказалъ онъ и, вставъ съ мѣста, направился къ стѣнѣ и повѣсилъ гитару.
Я недоверчиво посмотрел на хозяина и на гитару.
— Да вы шутите? — спросил я его.
— Ни малейше. Да вот, послушайте. Хотя у меня голоса и нет, и я давно уже не перебирал струн, но понятие о гитаре всё-таки дам.
Богуславский встал с места, затворил двери в сад, перекинул ленту гитары через плечо и затянул разбитым голосом:
«Среди долины ровные…»
Гитара упорно молчала. Богуславский запел другую мелодию:
«Выхожу один я на дорогу…»
То же невозмутимое молчание.
— Ну, а теперь, — продолжал он, — посмотрите-ка, что будет с гитарою:
«Уж мы ели, ели, ели,
Уж мы пили, пили, пили…»
И действительно, гитара словно встрепенулась; откуда только взялась в ней отзывчивость? Струны гудели весело, игриво, а деревянная доска, будто живая грудь, отвечала на их дружное рокотанье, вторила им и удваивала.
Я покачал головой.
— Ну, а насчёт любовных песен как? — спросил я хозяина.
— О! она тоже очень, очень отзывчива; итальянская уроженка! — ответил Богуславский и запел:
«В крови горит огонь желанья…»
И действительно, гитара запела как живая; сам певец словно повеселел и, спев песню, даже закашлял. Гитара сразу замолчала.
— Видите, мне петь не годится, — сказал он и, встав с места, направился к стене и повесил гитару.
