неры, полныя важнаго достоинства, онъ производитъ впечатлѣніе большого мошенника. Его носъ точно чуетъ хорошую добычу.
Пробило восемь стклянокъ и прозвонили рынду. На всѣхъ военныхъ судахъ взвились флаги, обозначающіе полдень. Матросы отобѣдали и собирались было отдыхать, какъ боцманъ Савельевъ, придя отъ вахтеннаго офицера на бакъ, разстопырилъ длинныя ноги и, приставивъ къ губамъ дудку, сдѣлалъ обычную гримасу, надулъ свои щеки и залился соловьемъ, послѣ чего весело прокричалъ зычнымъ, напоминающій тромбонъ, голосомъ:
— Первая вахта на берегъ! Живо!
Матросы обрадованно встрепенулись.
„Наконецъ-то!“ говорили, казалось, ихъ внезапно просвѣтлѣвшія лица.
— А когда второй вахтѣ, Максимъ Алексѣичъ?—спросилъ кто-то боцмана.
— Завтра!—поспѣшно отвѣчаетъ боцманъ и уходитъ внизъ, въ свою каютку, чтобы пріодѣться для „берега“.
Савельевъ любилъ пофрантить и задать, какъ онъ говорилъ, „форцу“ передъ иностранными людьми, а главное, передъ англійскими матросами, которыхъ онъ не долюбливалъ за то, что они „носъ дерутъ“.
Предвкушая заранѣе удовольствіе попробовать нахваленнаго англійскаго джина, марсовой Акимъ Ждановъ весь просіялъ послѣ боцманской команды и, не докуривши маленькой трубочки, набитой махоркой, загасилъ въ ней огонь, придавивъ его своимъ просмоленнымъ, карявымъ большимъ пальцемъ, сунулъ трубку въ карманъ штановъ и торопливой матросской побѣжкой бросился къ трапу и спустился на кубрикъ.
Съ такою-же веселой поспѣшностью онъ досталъ изъ рундука свой мѣшокъ съ вещами, вынулъ изъ него чистую рубаху и штаны, новую пару сапогъ, собственноручно имъ сточенную изъ казеннаго товара, и завернутый въ тряпицу долларъ и, слегка обмывъ лицо и руки, сталъ одѣваться среди веселой, говорливой толпы матросовъ, обряжавшихся на берегъ.
Многіе матросы, охотники щегольнуть, облекались въ соб-
