— Тоже и здѣсь, братецъ ты мой, народу не легко…
— Какому народу?—спросилъ Василій.
— Китайскому. Въ эдакое-то пекло да камни таскать… А, вонъ, гляди, мѣшки несутъ!
— Длинноносые къ пеклу привыкли. Ишь идутъ и покрикиваютъ…
— Это они покрикиваютъ для передышки, чтобы легче было нести… Это они, братъ, умно…
И, помолчавъ, Акимъ замѣтилъ:
— Привыкли!? Поневолѣ привыкнешь, коли на харчъ заработать надо. Наше матросское дѣло легче, а и то, инъ разъ, возропщешь. А ты: привыкли! Поносилъ-бы ты самъ!
— Не стоитъ ихъ жалѣть: нехристь!—презрительно проговорилъ Василій.
— Это ты, Вася, зря мелешь… У Бога всѣ люди—дѣти…
— Одни хрещенные!..—настаивалъ Василій.
— Всѣ… Это и въ книгахъ писано.
— Ну и чего ты, Акимка, присталъ?.. Пусть будутъ всѣ.
— А только, видно, во всемъ свѣтѣ Господь заказалъ простому народу трудиться, а богатому въ холѣ жить. Что хрещеный, что нехристь, а ежели который человѣкъ простого мужицкаго званія, работай, братецъ ты мой, до отвалу… То-то оно и есть!—прибавилъ Акимъ въ какомъ-то философскомъ раздумьѣ, словно бы отвѣчая на свои мысли.
— Дай мнѣ капиталъ, и я по господски проживу!—засмѣялся Акимъ.[1]
— Капиталу Богъ и не даетъ нашему брату… Любитъ насъ Богъ-то. Потому съ капиталомъ—пропали-бы люди, ежели да у всѣхъ капиталъ… Кто за землей-бы ходилъ… да за колоскомъ приглядывалъ?..
— А и знатно-же печетъ, Акимка!—промолвилъ Швецовъ, видимо не желая поддерживать подобный разговоръ.
— Припекаетъ!
Они шли молча и, поднявшись на гору, вышли на большую, широкую улицу съ густыми деревьями бульвара. Высокіе, красивые дома конторъ, гостиницъ и мѣстныхъ богачей тянулись сплошнымъ рядомъ. Въ нижнихъ этажахъ помѣщались блестящіе магазины. Всюду царила чистота.
— Красивый городъ!—похвалили оба матроса.
Они отдохнули на бульварѣ, подъ тѣнью, поглядывая на прохожихъ всевозможныхъ національностей, видѣли, какъ ка-
- ↑ Вероятно, опечатка. По смыслу должно быть «засмеялся Василій». — Примечание редактора Викитеки.
