— Конечно. У виконта не могло быть подобной физіономіи.
— Почему?
— Его поведеніе въ послѣднія минуты, когда онъ стоялъ среди пламени, доказываетъ, что Берклей былъ настоящій мужчина. Такъ могъ поступить только человѣкъ благородный, возвышенной души, юный энтузіастъ.
Трэси былъ сильно растроганъ такими похвалами. Ему показалось, что губки молодой дѣвушки получили новую прелесть, произнося эти милыя слова. И онъ заговорилъ смягченнымъ голосомъ:
— Жаль, что лордъ Берклей не зналъ, какое пріятное воспоминаніе оставилъ онъ на всю жизнь самой очаровательной женщинѣ въ Америкѣ, въ странѣ…
— О, я почти влюблена въ него! — перебила Салли. — Я каждый день думаю о немъ, и его образъ вѣчно витаетъ предо мною.
Трэси нашелъ, что это ужь черезчуръ, въ немъ шевельнулась ревность.
— Конечно, ты можешь вспоминать о Берклеѣ по временамъ, — замѣтилъ онъ, — и, пожалуй, имъ восхищаться, однако, я нахожу, что…
— Говардъ Трэси, неужели вы ревнуете къ умершему?
Онъ былъ пристыженъ и въ то же время не пристыженъ. Онъ ревновалъ и не ревновалъ. Въ нѣкоторомъ смыслѣ покойникъ былъ онъ самъ и въ данномъ случаѣ похвалы и любовь, расточаемыя виконту, относились къ нему, повышали его собственные фонды. Но съ другой стороны умершій не былъ Трэси, и въ этомъ смыслѣ восторженное поклоненіе Салли выпадало на долю совсѣмъ посторонняго лица. Влюбленные заспорили до того, что между ними произошла маленькая размолвка. Однако, вслѣдъ за тѣмъ они помирились, послѣ чего ихъ любовь разгорѣлась еще сильнѣе. Примирившись съ Трэси, Салли на радостяхъ объявила, что совершенно изгоняетъ изъ памяти лорда Берклея, и прибавила:
— А чтобы съ этихъ поръ у насъ не выходило больше непріятностей изъ-за него, я постараюсь возненавидѣть даже самое это имя и всѣхъ, кто носилъ или будетъ носить его.
Ея слова опять задѣли Трэси за живое; онъ уже хотѣлъ заступиться за своего двойника на основаніи общихъ принциповъ справедливости и человѣколюбія, которые запрещаютъ раскаиваться въ добрыхъ побужденіяхъ, но раздумалъ поднимать новый споръ и поспѣшилъ удалиться отъ щекотливаго вопроса, переведя разговоръ на менѣе скользкую почву.
— Я былъ увѣренъ, что ты не сочувствуешь аристократамъ и знатности, потому что отвергла графскій титулъ отца.
— О, нѣтъ, мой дорогой, нисколько! Настоящихъ ариотокра-
