Гаукинсъ потянулся за письмомъ и бросилъ на него взглядъ
— Хорошая рука. — замѣтилъ онъ. — Увѣренный, твердый и смѣлый почеркъ. Видно, что ваша дочь бойкаго характера.
— О, всѣ они бойкіе, Селлерсы. Т. е. я хочу сказать: были бы такими, если бы ихъ было много. Даже и бѣдные Латерсы не повѣсили бы носовъ, будь они Селлерсами; я подразумѣваю: чистокровными. Конечно, и въ нихъ билась та же самая жилка и даже очень сильно, но между фальшивымъ долларомъ и настоящими все-таки большая разница.
На седьмой день послѣ отправки телеграммы, Вашингтонъ въ задумчивости вышелъ къ утреннему завтраку, но тутъ же очнулся, охваченный внезапнымъ спазматическимъ восторгомъ. Передъ нимъ появилось самое восхитительное юное созданіе, какое онъ когда-либо встрѣчалъ въ своей жизни. То была Салли Селлерсъ, леди Гвендоленъ, пріѣхавшая ночью. И ему показалось, что на ней самое хорошенькое, самое изящное платье, какое только можно себѣ вообразить: что оно превосходно сидитъ на молодой дѣвушкѣ и представляетъ чудо изысканнаго вкуса по своему фасону, отдѣлкѣ, мастерскому исполненію и ласкающей гармоніи цвѣтовъ. А, между тѣмъ, это былъ простенькій и недорогой утренній туалетъ. Теперь Гаукинсу стало понятно, почему, не смотря на вопіющую бѣдность, обстановка въ домѣ Селлерсовъ отличалась такой привлекательностью, такъ ласкала глазъ и производила такое умиротворяющее впечатлѣніе своей гармоніей. Передъ нимъ была на лицо сама волшебница, посреди чудесъ, созданныхъ ея руками, и придавала своей собственной персоной настоящій колоритъ и законченность общей картинѣ.
— Дочь моя, майоръ Гаукинсъ, пріѣхала домой раздѣлить печаль родителей, прилетѣла на скорбный призывъ помочь виновникамъ своихъ дней перенести тяжкую утрату. Она ужасно любила покойнаго графа, обожала его, сэръ, обожала…
— Что вы, папа, да я его никогда не видѣла.
— Правда, — правда, я хотѣлъ сказать это о… кхэ!.. о ея матери.
— Я обожала эту прокопченную треску? этого безпутнаго мямлю, этого…
— Ну, да, не ты, а я боготворилъ его. Несчастный, благородный малый! Мы были неразлучными това…
— Послушайте, что онъ мелетъ! Мельберри Сель… Мель… Росморъ! — никогда мнѣ не привыкнуть къ этому мудреному имени. Не одинъ, а тысячу разъ ты говорилъ мнѣ, что этотъ злополучный баранъ…
— Ну, хорошо, хорошо, я перепуталъ; я хотѣлъ сказать это
