мыхъ, ходившихъ въ Камелотѣ цѣлые годы на костыляхъ, но эти больные послѣ посѣщенія часовни и молитвы въ ней получили исцѣленіе; въ часовнѣ было оставлено множество костылей, какъ вещественное доказательство исцѣленія больныхъ.
Въ другихъ мѣстахъ эксперты собирали больныхъ въ комнатѣ и молились вмѣстѣ съ ними, взывая къ ихъ вѣрѣ, и страждущіе выходили оттуда, получивъ исцѣленіе.
Въ дни моей молодости англійскіе монархи перестали исполнять эту церемонію, но тутъ не было никакой причины къ недовѣрію, такъ какъ изъ пятидесяти больныхъ выздоравливали, по крайней мѣрѣ, сорокъ девять.
Уже три часа продолжалась эта церемонія; патеры читали молитвы; больные подходили къ королю и отходили отъ него. Я чувствовалъ сильную усталость и селъ у открытаго окна; уже пятисотый больной подошелъ къ королю, какъ вдругъ съ улицы донесся до меня звукъ, который показался мнѣ чудною мелодіею, звукомъ рожка, напомнившимъ мнѣ время, до котораго оставалось еще тринадцать столѣтій: «Камелотъ, еженедѣльный Госсона и литературный Вулканъ» — всего только два цента! Описаніе чуда въ Валлэй Голинессъ!» Этотъ газетчикъ мнѣ показался выше самого короля. Но я былъ единственный человѣкъ, знавшій и понимавшій то значеніе, которое будетъ имѣть въ мірѣ этотъ народившійся волшебникъ.
Я бросилъ изъ окна никель и получилъ газету. Газетчикъ, Адамъ въ своемъ родѣ, завернулъ за уголъ. Какъ мнѣ было пріятно видѣть газету, держать ее въ своихъ рукахъ. Но вотъ мой взоръ упалъ на оглавленіе. Я такъ долго жилъ въ удушливой атмосфере почтенія, уваженія, возвеличенія, что это подѣйствовало на меня, какъ струя холодной воды.
АДСКІЙ ОГОНЬ И ДЫМЪ И ГРОМЪ.
