весь городъ и что его аккуратно еженедѣльно арестовывали и приводили къ допросу за бродяжничество, такъ какъ онъ не имѣлъ «достаточно средствъ себя содержать».
Мы желали посѣтить знаменитое внутреннее море, американское «Мертвое море» — большое Соленое озеро, отстоящее въ семнадцати миляхъ отъ города — такъ какъ мы давно бредили, думали, говорили о немъ и мечтали видѣть его съ самаго начала нашей поѣздки, а теперь, когда оно было чуть ли не рукой подать, мы вдругъ потеряли всякій интересъ къ нему; итакъ, мы отложили до другого дня, какъ это всегда дѣлается, и кончили тѣмъ, что забыли о немъ. Мы обѣдали съ нѣсколькими любезными джентиль и посѣтили постройку громаднаго храма и много разговаривали съ этимъ проницательнымъ янки изъ Коннектикута, Герберомъ С. Кимбаломъ (нынѣ умершимъ), великимъ святымъ и могущественнымъ человѣкомъ въ коммерческомъ мірѣ. Мы осматривали «Tithing House» и «Lion House» и я не знаю и не помню — сколько еще церквей и казенныхъ зданій разнаго рода и странныхъ наименованій. Мы ходили и смотрѣли все, что могли, наслаждались каждымъ часомъ и пріобрѣли много полезныхъ свѣдѣній и интересныхъ пустяковъ, послѣ чего пошли спать, весьма довольные своимъ днемъ.
На слѣдующій день мы познакомились съ мистеромъ Стритомъ (нынѣ умершимъ), надѣли чистыя рубашки и пошли сдѣлать оффиціальный визитъ королю. Онъ былъ на видъ тихій, добрый, простой, полный достоинства и самообладанія джентльменъ, лѣтъ пятидесяти пяти или шестидесяти, но въ глазахъ его слегка проглядывала хитрость. Онъ былъ одѣтъ очень просто, и въ то время, какъ мы къ нему входили, снималъ съ головы соломенную шляпу. Разговоръ велъ онъ объ Утахѣ, объ индѣйцахъ, о Невадѣ, объ американскихъ дѣлахъ и вопросахъ, говорилъ съ нашимъ секретаремъ и съ нѣкоторыми лицами, которыя съ нами пришли, но на меня не обратилъ ни малѣйшаго вниманія, несмотря на то, что я нѣсколько разъ старался «вызвать его на разговоръ» о союзной политикѣ и объ его гордомъ отношеніи къ конгрессу. Мнѣ казалось, что то, что я говорилъ, было очень умно, но онъ только иногда бросалъ взглядъ на меня, какъ это дѣлаетъ кошка, когда хочетъ посмотрѣть, который изъ котятъ играетъ съ ея хвостомъ. Наконецъ я, оскорбленный, замолчалъ и сидѣлъ такъ до конца, красный какъ ракъ, ненавидя его въ душѣ и считая его необразованнымъ дикаремъ. Но онъ былъ невозмутимъ. Его разговоръ со всѣми этими джентльмэнами лился красиво, нѣжно, музыкально, какъ бы журчаніе ручейка; когда аудіенція кончилась и мы начали прощаться, онъ положилъ свою руку на мою голову, ла-
