Направо отъ нея сидѣла маленькая юная дамочка, которой она, повидимому, покровительствовала. Это нѣжное маленькое созданіе представляло всѣ признаки злѣйшей чахотки: худые дрожащіе пальцы, синія губы, красныя пятна на свинцово-блѣдномъ лицѣ. Но вся ея внѣшность носила отпечатокъ крайняго haut ton; она съ чрезвычайнымъ изяществомъ драпировалась въ погребальную пелену изъ тончайшаго лино-батиста; волосы ея опускались мелкими кольцами на шею; томная улыбка играла на устахъ, и только носъ, длинный, тонкій, извилистый, гибкій и угреватый свѣшивался далеко за нижнюю губу, и хотя она время отъ времени отодвигала его въ сторону языкомъ, придавалъ ея лицу какое-то двусмысленное выраженіе.
Налѣво отъ дамы, распухшей отъ водяной, помѣщался обрюзглый старичекъ, очевидно страдавшій одышкой и ревматизмами, щеки котораго спускались на плечи точно два мѣха съ портвейномъ. Онъ сидѣлъ скрестивъ руки и положивъ на столъ перевязанную ногу и, видимо, считалъ себя очень важной особой. Онъ, очевидно, гордился своей внѣшностью, — особенно блестящимъ пестрымъ сюртукомъ. Этотъ послѣдній, вѣроятно, обошелся не дешево, и очень шелъ къ нему, — онъ былъ сшитъ изъ узорчатаго шелковаго чехла, какіе помѣщаются надъ гробницами знатныхъ людей въ Англіи и другихъ странахъ.
Подлѣ него, по правую руку отъ предсѣдателя, сидѣлъ джентльменъ въ длинныхъ бѣлыхъ чулкахъ и бумажныхъ панталонахъ. Все его тѣло содрогалось самымъ забавнымъ манеромъ въ припадкѣ болѣзни, которую Брезентъ называетъ «страсти». Недавно побритыя челюсти были туго стянуты кисейной перевязкой; руки связаны такимъ же порядкомъ выше кистей, такъ что онъ не могъ угощаться напитками, стоявшими на столѣ, — предосторожность не лишняя, потому что, по мнѣнію Снасти, у него былъ особенно одурѣлый и пьяный видъ. За то пара чудовищныхъ ушей, которыхъ очевидно нельзя было связать, поднимались надъ ето головой, подергиваясь при звукахъ откупориваемой бутылки.
Противъ него помѣщался шестой и послѣдній членъ компаніи, замѣчательно неподвижный, точно одеревенѣлый господинъ, который долженъ былъ чувствовать себя очень неловко въ своемъ оригинальномъ костюмѣ. Одеждой ему служилъ новый и очень красивый гробъ краснаго дерева. Верхній конецъ охватывалъ его голову въ видѣ капюшона, придававшаго его наружности чрезвычайно интересный видъ. Для рукъ были продѣланы отверстія не столько ради изящества, сколько ради приличія; но все-таки въ этомъ платьѣ невозможно было сидѣть прямо и обладатель его лежалъ, прислонившись къ спинкѣ своего сидѣнья подъ угломъ въ
