родинѣ, и съ того времени онъ началъ гордиться передъ собой и передъ цѣлымъ свѣтомъ тѣмъ, что онъ родился русскимъ человѣкомъ. Независимо, впрочемъ, отъ этого чувства, наподобіе прочихъ нашихъ государственныхъ юношей, привезъ онъ изъ-за границы горячій восторгъ къ парbжской оперѣ, и нѣжныя воспоминанія о парижскихъ загородныхъ балахъ.
И такъ, Иванъ Васильевичъ шелъ по Тверскому-Бульвару, поглядывая съ удивленіемъ на яркіе наряды московскихъ щеголихъ, на фантастическія ливреи ихъ небритыхъ лакеевъ, и напѣвая про себя «Nel furor della tempesta», аpію чудесную изъ беллиніевской оперы «Il Pirata». -«Господи Боже мой» думалъ онъ: «какъ жаль, что такъ мало здѣсь движенія и жизни... Nel furor!... To ли дѣло — Парижъ... della tempesta. Ахъ Парижъ! Парижъ! Гдѣ твои гризетки, твои театры и балы Мюзара... Nel furor. — Какъ вспомнишь: Лаблашъ, Гризи, Фанни Эльснеръ, а здѣсь только что спрашиваютъ, какой у тебя чинъ. Скажешь: губернскій секретарь — никто на тебя и смотрѣть не хочетъ... della tempesta!
Въ эту минуту, заглядѣлся онъ на странную громаду въ бѣлой фуражкѣ, въ гороховыхъ занавѣскахъ около ногъ, которая катилась къ нему на встрѣчу. Красный улыбающійся ликъ показался ему знакомымъ. Ба! да это Василій Ивановичъ! подумалъ онъ, сосѣдъ нашъ по казанской деревнѣ. Деревня у него Мардасы. Триста душъ! Хорошій хозяинъ, Боится жены. На именинныхъ обѣдахъ бываетъ навеселѣ и
