требляли на всѣ возможныя забавы. Въ такихъ удовольствіяхъ проходилъ цѣлый день, а когда Иванъ Федотовичъ ложился почивать, пьяная старуха должна была разсказывать ему сказки, оборванные казачки щекотали ему легонько пятки и обгоняли кругомъ его мухъ. Дураки должны были ссориться въ уголку, и отнюдь не спать или утомляться, потому-что кучеръ вдругъ прогонялъ дремоту и оживлялъ ихъ бесьду звонкимъ прикосновеніемъ арапника.
Мать Василія Ивановича, Арина Аникимовна, имѣла тоже свою дуру, но ужь больше для приличія и такъ сказать для штата. Она была женщина серьёзная и скупая, не любила заниматься пустяками. Она сама смотрѣла за работами, знала кого выдрать и кому водки поднести, присутствовала при молотьбѣ, свидѣтельствовала на мельницѣ закормы, надсматривала ткацкую, мужчинъ приказывала наказывать при себѣ, а женщинъ иногда и сама трепала за косу. Само собой разумѣется, что кругомъ ея образовалась цѣлая куча разностепенной дворни, приживалокъ, наушницъ, кумушекъ, нянекъ, дѣвокъ, которыя, какъ водится, цаловали у Василія Ивановича ручку, кормили его тайкомъ медомъ, поили бражкой и угождали ему всячески, въ ожиданія будущихъ благъ.
Василій Ивановичъ былъ и безъ того пухлый ребенокъ, рѣдко вымьтый, никогда не чесаный, жадный, своевольный, безъ присмотра и наблюденія. Онъ росъ-себѣ по однимъ простымъ законамъ природы, какъ ростетъ капуста или горохъ. Никто не заботился о его нравственномъ направленіи, о его умственномъ и душевномъ развитіи. Никто
