ноги едва не отказались. Но вдругъ онъ оправился, и съ такимъ неистовымъ вдохновеніемъ пустился въ присядку, такія началъ выдѣлывать ногами штуки, что комната потряслась отъ рукоплесканій, и нѣкоторые подгулявшіе собесѣдники начали даже притопывать и припѣвать, улыбаясь другъ передъ другомъ.
Василій Ивановичъ, задыхаясь, подошелъ къ пристыженной отъ общаго восторга красавицѣ.
«Ахъ!» сказалъ онъ: «лихо изволите...»
Молодая дѣвушка еще болье зардѣлась.
— Помилуйте-съ, отвѣчала она шопотомъ.
Эти слова и этотъ вечеръ остались навсегда памятны и для Василія Ивановича и для Авдотьи Петровны.
Василій Ивановичъ влюбился не на шутку. Влюбилась ли также Авдотья Петровна — неизвѣстно и вѣроятно останется вѣчной тайной. Въ послѣдствіи, когда, уже сдѣлавшись счастливымъ супругомъ, и разспрашивалъ ее про то Василій Ивановичъ, она только улыбалась, приговаривая: «Ну, перестань же, балагуръ ты этакой!…»
Послѣ памятнаго казачка, всѣ прелести супружеской жизни, всѣ очарованія Авдотыи Петровны неотлучно преслѣдовали Василія Ивановича самыми заманчивыми картинами. Въ душу его вкралась нѣжная мысль и наконецъ до того имъ овладѣла, что онъ превозмогъ страхъ и робость и отправился въ Мордасы испросить родительское благословеніе. Однако же попытка ему не удалась. Отецъ отвѣчалъ ему коротко и ясно. «Вишь, щенокъ, что затѣялъ. Еще на гу-
