Страница:Тарантас (Соллогуб).pdf/197

какъ кажется, недавняго восточнаго происхожденія. Какъ бы то ни было, она была княжна отъ ногъ до головы и процвѣтала въ Москвѣ въ ту блаженную эпоху, когда всѣ молодыя дѣвушки, а въ особенности княжны, узнали впервые на Руси всю прелесть французскихъ романовъ, обычаевъ и модъ. Читателю, вѣроятно, извѣстно, что было время, когда наши дамы стыдились говорить по-русски и коверкали нашъ языкъ самымъ немилосердымъ образомъ, чего, не въ укоръ будь имъ сказано, еще и понынѣ замѣтны нѣкоторые слѣды. Тогда у насъ Францоманія владѣла всѣмъ нашимъ первостепеннымъ дворянствомъ, которое, слѣдуя всегдашней тайной слабости, вздумало-было тѣмъ отдѣлиться отъ второстепеннаго. Но, по принятому правилу, второстепенное сейчасъ же послѣдовало за первостепеннымъ, чтобъ попасть подъ тотъ же разрядъ, а за ними и прочія степени. Неизвѣстно, къ какой собственно изъ этихъ послѣдующихъ степеней принадлежала княжна, но такъ какъ никто не оспоривалъ ея cіятельности, то она и приписывала себя къ высшему слою общества, а въ-слѣдствіе того носила до невѣроятія короткія таліи, причесывалась по-гречески, читала Грандиссона, аббата Прево, madame Riccoboni, madame Radcliff, madame Cottin, madame Souza, madame Staël, madame Genlis, и объяснялась не иначе, какъ на французскомъ языкѣ съ нянькой Сидоровной и буфетчикомъ Карпомъ. Сидоровна плакала, что ребенка ея сглазили и испортили; буфетчикъ Карпъ отвѣчалъ на все: «слушаю-съ!», а старая княгиня, утопая вмѣстѣ съ моськой въ неподвижной дородности, твердила