Смѣтливый Сенька бросился къ погребцу. Иванъ Васильевичъ выпрыгнулъ въ то же время изъ тарантаса и хотѣлъ вбѣжать въ избу, какъ вдругъ онъ съ внезапнымъ ужасомъ отскочилъ на три шага назадъ. На встрѣчу къ нему подходилъ чиновникъ, — чиновникъ, какъ слѣдуетъ быть чиновнику, во всей формѣ, во всемъ жалкомъ своемъ величіи, въ старой трехугольной шляпѣ, въ старомъ изношенномъ мундирѣ съ золотымъ кантикомъ по черному бархатному воротнику, съ огромной бумагой, торчащей между пуговицъ мундира. Онъ медленно переступалъ отъ старости и какой-то привычной робости. Маленькое его личико съеживалось въ маленыкія морщины. Онъ кланялся, и, какъ казалось, не удивлялся неблагосклонному испугу Ивана Васильевича, а все подходилъ къ нему ближе и ближе и наконецъ смиреннымъ старенькимъ голоскомъ вымолвилъ нѣсколько словъ.
— Прошу извиненія-съ. Покорнѣйше прошу-съ не взъискать… Смѣю спросить… не извѣстно ли вамъ, не изволите ли знать… скоро ли ихъ превосходительство намѣрены сюда пожаловать?
«Не знаю», грубо отвѣчалъ Иванъ Васильевичъ и отвернулся съ досадой.
— Какъ? воскликнулъ Василій Ивановичъ: — его превосходительство господинъ губернаторъ изволитъ объѣзжать губернію?
«Такъ точно-съ. На той недѣлѣ получено предписанье.»
— А вы исправникъ? спросилъ Василій Ивановичъ.
