чистотой… окна блестѣли какъ зеркала, и тщательно отдѣланныя украшенія придавали красивымъ фасадамъ какую-то славянскую, народную, оригинальную наружность. И по этой наружности не трудно было заключить въ какомъ порядкѣ, въ какомъ духѣ текла жизнь горожанъ — безчисленное множество вывѣсокъ означало со всѣхъ сторонъ торговую дѣятельность края. Огромныя гостинницы манили путешественниковъ въ свои чистые покои, а надъ золотыми куполами звучные колокола гудѣли благословеніемъ надъ братской семьей православныхъ.
И вотъ блеснулъ передъ Иваномъ Васильевичемъ цѣлый соборъ сверкающихъ куполовъ, цѣльй край дворцовъ и строеній… «Москва, Москва!» закричалъ Иванъ Васильевичъ… и въ эту минуту тарантасъ исчезъ, какъ-бы провалился сквозь землю, и Иванъ Васильевичъ очутился на Тверскомъ-Бульварѣ, на томъ самомъ мѣсть, гдѣ еще недавно, кажется, встрѣтилъ онъ Василія Ивановича и условился съ нимъ ѣхать въ Мордасы. Иванъ Васильевичъ изумился. Вѣковыя деревья осѣняли бульваръ густою, широкою тѣнью. По сторонамъ его красовались дворцы такой легкой, такой прекрасной архитектуры, что ужь при одномъ взглядѣ на нихъ душа наполнялась благородной любовью къ изящному, отраднымъ чувствомъ гармоніи. — Каждый домъ казался храмомъ искусства, а не чванной выставкой безтолковой роскоши… «Италія… Италія, не-уже ли мы тебя перещеголяли?» воскликнулъ Иванъ Васильевичъ, и вдругъ остановился. Ему показалось, что на встрѣчу къ нему шелъ князь, тоть самый, котораго онъ ког-
