предлагаютъ свои скамьи для грустныхъ размышленій обманутаго ожиданія. Василій Ивановичъ успѣлъ по нѣсколько разъ въ день вынимать погребецъ свой изъ тарантаса и упиваться чаемъ. Иванъ Васильевичъ успѣлъ вдоволь надуматься о судьбахъ Россіи, и наглядѣться на красоту мужиковъ, которые, сказать правду, уже ему начали надоѣдать. Въ книгу записывать было нѐчего. Вездѣ тотъ же досадный, прозаическій припѣвъ: «лошади всь въ разгонѣ». Иванъ Васильевичъ взглядывалъ на Василія Ивановича. Василій Ивановичъ взглядывалъ на Ивана Васильевича и оба садились дремать другъ передъ другомъ, по нѣсколько часовъ сряду.
Къ тому же, между двумя станціями, съ ними случилось поразительное несчастіе. Въ минуту сладкаго усыпленія, когда, утомившись отъ толчковъ тарантаса объ деревянную мостовую, Василій Ивановичъ звучно отдыхалъ отъ житейской суеты, Иванъ Васильевичъ воображалъ себя въ Итальянской- Оперѣ, а Сенька качался какъ маятникъ на ко̀злахъ, два чемодана и нѣсколько коробовъ отрѣзаны отъ тарантаса искусными мошенниками. Горе Василія Ивановича было истинное. Между прочими вещами, пропали чепчикъ и пунцовый тюрбанъ, отъ мадамъ Лебуръ съ Кузнецкаго-Моста, а чепчикъ и тюрбанъ, какъ извѣстно, были назначены для самой барыни, для Авдотьи Петровны.
Пріѣхавъ на станцію, онъ бросился къ смотрителю съ жалобой и просьбой о помощи. Смотритель отвѣчалъ ему въ утѣшеніе: «Будьте совершенно спокойны. Вещи ваши пропали. Это ужь не въ первый разъ. Вы тутъ въ двѣнадцати
