Наконецъ, вдали показался Владиміръ съ куполами и колокольнями, вѣрнымъ признакомъ русскаго города.
Сердце Ивана Васильевича забилось. Василій Ивановичъ улыбнулся.
— Въ гостинницу! закричалъ онъ.
Ямщикъ пріосанился.
«Ну, сивенькая… теперь не далечко, эхъ-ма!»
И ямщикъ ударилъ по чахльмъ клячамъ, которыя, по необъяснимому вдохновенію, свойственному только русскимъ почтовымъ лошадямъ, вдругъ вздернули морды, и понеслись какъ вихрь. Тарантасъ прыгалъ по кочкамъ и рытвинамъ, подбрасывая улыбающихся сѣдоковъ. — Ямщикъ, подобравъ возжи въ лѣвую руку и махая кнутомъ правой, покрикивалъ только, стоя на своемъ мѣстѣ, — казалось, что онъ весь забылся на быстромъ скаку, и летѣлъ-себѣ на-пропалую, не слушая ни Василія Ивановича, ни собственнаго опасенія испортить лошадей. Такова ужь ѣзда русскаго народа.
Наконецъ, показались вѣтряныя мельницы, потянулись заборы, появились сперва избы, потомъ небольшіе деревянные домики, потомъ каменные дома. Путники въѣхали во Владимiръ. Тарантасъ остановился у большаго дома, на главной улицѣ…
«Гостинница», сказалъ ямщикъ и бросилъ возжи.
Блѣдный половой, въ запачканной бѣлой рубашкѣ и запачканномъ передникѣ, встрѣтилъ пріѣзжихъ съ разными поклонами и трактирными привѣтствіями, и потомъ проводилъ
