бѣжитъ господинъ съ черными усами и начинаетъ со мною разговоръ.
«Вы давно знакомы съ этимъ бѣлокурымъ хохломъ?» — Нѣтъ, сейчасъ познакомился. — «Ну, такъ берегитесь его; онъ хочетъ васъ объиграть. Я почелъ долгомъ васъ предупредить, потому-что ваша тетушка была всегда очень ко мнѣ милостива, да и къ тому же мы, кажется, нѣсколько сродни.»
Что̀ же это такое! подумалъ я, и съ любопытствомъ началъ прислушиваться къ разговорамъ. Но тутъ я наслушался такихъ словъ, такихъ откровенныхъ признаній, такихъ странныхъ наклонностей, что волосы у меня стали дыбомъ. Иные вольнодумничали въ полголоса и низко кланялись полиціймейстеру; другіе разсказывали съ чувствомъ и восторгомъ о рубцахъ и кулебякахъ, — третьи хвастали сильнымъ пьянствомъ; одинъ господинъ разсказалъ даже весьма забавно, ка̀къ его однажды побили; наконецъ, нѣкоторые разговаривали въ слухъ о такихъ удивительныхъ московскихъ тайнахъ, которыхъ и самъ Сю не рѣшился бы напечатать. Говорили тоже о собакахъ и о женщинахъ, съ тѣмъ только различіемъ, что о собакахъ относились съ уваженіемъ. Старики играли въ вистъ и громко бранились между собой, послѣ чего, по окончаніи партіи, ходили они обнюхивать ужинъ и потомъ уѣзжали домой. Наконецъ, въ адской комнатѣ, отчаянные игроки съ блѣдными лицами и впалыми щеками играли въ тысячную игру. Кругомъ столовъ толпились любопытные съ безсмысленной жадностью на лицѣ и подлымъ восторгомъ къ слѣпому счастью. Кипы ассигнацій валялись
