организмахъ или въ обстоятельствахъ, среди которыхъ они живутъ». Но, вѣдь, именно это, и ничто иное, утверждаю я — и именно это, и ничто иное, упорно отрицаетъ Данилевскій, котораго всѣми правдами и неправдами защищаетъ г. Страховъ. Данилевскій утверждаетъ, что малое различіе безполезно, а большое различіе (пропорціональное числу конкуррентовъ?) не можетъ возникнуть вдругъ и не успѣетъ сложиться исподоволь. Я же говорю, что ничтожное различіе (1/20 балла въ моемъ школьномъ сравненіи) опредѣляетъ судьбу существа.
Все это не мѣшаетъ г. Страхову заключить и эту главу голословнымъ, бездоказательнымъ повтореніемъ положенія, которое требовалось и оказалось невозможнымъ доказать, т. е. пресловутой «теоремы» Данилевскаго: «Превосходство должно быть во столько больше, во сколько меньше численность и наоборотъ». А изъ этой теоремы слѣдуетъ, поясняетъ, ничѣмъ не смущаясь, г. Страховъ, «что теорія Дарвина невозможна». На этотъ разъ, для усиленія своего petitio principii, г. Страховъ, какъ видимъ, пишетъ его курсивомъ. Но курсивъ — не доводъ. По этому поводу припоминается мнѣ сходный случай съ однимъ нѣмецкимъ ученымъ (Саксомъ). Высказалъ онъ также «теорему», которая никого не убѣдила. Что жъ сдѣлалъ онъ? Во второмъ изданіи своей книги, велѣлъ набрать «теорему» даже не курсивомъ, а сплошь прописью. Представьте себѣ, и этимъ не убѣдилъ. Да, впрочемъ, г. Страховъ, вѣдь и самъ говоритъ, что знаетъ нравы ученыхъ, никакими типографскими украшеніями ихъ не убѣдишь, твердятъ себѣ одно: предъявите намъ факты и логическіе доводы.
А что г. Страхову нечего предъявить, ясно до очевидности; сталъ ли бы человѣкъ, располагающій доводами, прибѣгать къ такимъ постыднымъ пріемамъ, какъ тѣ, съ которыми намъ пришлось познакомиться въ этой главѣ?
Жестоко, жестоко мститъ за себя логика!
организмах или в обстоятельствах, среди которых они живут». Но, ведь, именно это, и ничто иное, утверждаю я — и именно это, и ничто иное, упорно отрицает Данилевский, которого всеми правдами и неправдами защищает г. Страхов. Данилевский утверждает, что малое различие бесполезно, а большое различие (пропорциональное числу конкурентов?) не может возникнуть вдруг и не успеет сложиться исподоволь. Я же говорю, что ничтожное различие (1/20 балла в моем школьном сравнении) определяет судьбу существа.
Всё это не мешает г. Страхову заключить и эту главу голословным, бездоказательным повторением положения, которое требовалось и оказалось невозможным доказать, т. е. пресловутой «теоремы» Данилевского: «Превосходство должно быть во столько больше, во сколько меньше численность и наоборот». А из этой теоремы следует, поясняет, ничем не смущаясь, г. Страхов, «что теория Дарвина невозможна». На этот раз, для усиления своего petitio principii, г. Страхов, как видим, пишет его курсивом. Но курсив — не довод. По этому поводу припоминается мне сходный случай с одним немецким ученым (Саксом). Высказал он также «теорему», которая никого не убедила. Что ж сделал он? Во втором издании своей книги, велел набрать «теорему» даже не курсивом, а сплошь прописью. Представьте себе, и этим не убедил. Да, впрочем, г. Страхов, ведь и сам говорит, что знает нравы ученых, никакими типографскими украшениями их не убедишь, твердят себе одно: предъявите нам факты и логические доводы.
А что г. Страхову нечего предъявить, ясно до очевидности; стал ли бы человек, располагающий доводами, прибегать к таким постыдным приемам, как те, с которыми нам пришлось познакомиться в этой главе?
Жестоко, жестоко мстит за себя логика!
Прочтя этотъ сенсаціонный заголовокъ и твердо помня, какія мысли развивалъ г. Страховъ ранѣе (наприм., въ IV и въ концѣ XI главы и т. д.), я былъ убѣжденъ, что подъ словомъ слѣпая скрывается тонкая иронія. Но каково же было мое изумленіе, когда я узналъ, что этотъ эпитетъ нужно понимать въ прямомъ, серьезномъ смыслѣ и что онъ выражаетъ будто бы воззрѣнія самого г. Страхова. Что за мистификація! Читалъ я и перечитывалъ эту главу, но такъ и не выяснилъ себѣ, что же такое природа — слѣпая, цѣлесообразно предопредѣляющая разумность[1] или цѣлесообразно предопредѣляющая, разумная слѣпота? Какъ ни кинь, все клинъ. И, наконецъ, если г. Страховъ допускаетъ, что природа (со включеніемъ органическаго міра) слѣпа, т. е., выражаясь менѣе фигуральнымъ, болѣе обычнымъ
- ↑ Какъ въ главѣ XI.
Прочтя этот сенсационный заголовок и твердо помня, какие мысли развивал г. Страхов ранее (наприм., в IV и в конце XI главы и т. д.), я был убежден, что под словом слепая скрывается тонкая ирония. Но каково же было мое изумление, когда я узнал, что этот эпитет нужно понимать в прямом, серьезном смысле и что он выражает будто бы воззрения самого г. Страхова. Что за мистификация! Читал я и перечитывал эту главу, но так и не выяснил себе, что же такое природа — слепая, целесообразно предопределяющая разумность[1] или целесообразно предопределяющая, разумная слепота? Как ни кинь, всё клин. И, наконец, если г. Страхов допускает, что природа (со включением органического мира) слепа, т. е., выражаясь менее фигуральным, более обычным
- ↑ Как в главе XI.
