У насъ въ мозгу кишитъ рой демоновъ безумный,
Какъ бесконечный клубъ змѣящихся червей;
Вдохнётъ ли воздухъ грудь — ужъ Смерть клокочетъ въ ней,
Вливаясь въ лёгкія струёй незримо-шумной.
25 До сей поры кинжалъ, огонь и горькій ядъ
Ещё не вывели багрового узора;
Какъ по канвѣ, по днямъ безсилья и позора,
Нашъ духъ растленіемъ до сей поры объятъ!
Средь чудищъ лающихъ, рыкающихъ, свистящихъ
30 Средь обезьянъ, пантеръ, голодныхъ псовъ и змѣй,
Средь хищныхъ коршуновъ, въ звѣринцѣ всѣхъ страстей,
Одно ужаснѣй всѣхъ: въ нёъм жестовъ нѣтъ грозящихъ,
Нѣтъ криковъ яростныхъ, но странно слиты въ нёмъ
Всѣ изступленія, безумства, искушенья;
35 Оно весь міръ отдастъ, смѣясь, на разрушенье.
Оно поглотитъ міръ однимъ своимъ зѣвкомъ!
То — Скука! — облакомъ своей houka одѣта
Она, тоскуя, ждётъ, чтобъ эшафотъ возникъ.
Скажи, читатель лжецъ, мой братъ и мой двойникъ,
40 Ты зналъ чудовище утончённое это?!
