Въ одной Пизанской башнѣ чаша есть,—
Была! Въ ней рдѣла кровь вражды забытой,
И Этрурійцы проклинали месть,
Вкушая крови, съ чуждой кровью слитой;
5 Другъ съ другомъ примиренные, они
Въ своей душѣ клялись хранить огни.
Флоренція свободу умертвила?
Та славная и вольная толпа,
Въ которой созидательная сила,
Чьимъ духомъ—въ лѣсъ проложена тропа,
5 Флоренція, оазисъ межь тумана,
Терзаетъ жертву жаднаго тирана?
Намѣстница померкнувшихъ Аѳинъ,
Блистательный очагъ воспоминаній,—
Какъ отблескъ дня хранятъ снѣга вершинъ,
Какъ свѣтятся руины въ океанѣ,
5 Такъ ты хранишь поблекшій стройный ликъ,
И для тебя духъ Творчества возникъ.
Все, что позналъ мыслитель и мечтатель,
Въ живописаньи ты передала,
И въ мраморѣ явилъ свой духъ ваятель,
И мощь его и воля возросла.
5 Ты былъ межь всѣхъ—геройское видѣнье:
Такъ что-жь, твое въ томъ было преступленье?
Да; въ Пизѣ травы сорныя ростутъ
На мраморныхъ стѣнахъ, гнѣздятся змѣи;
И худшій хитрый звѣрь нашелъ пріютъ
В одной Пизанской башне чаша есть, —
Была! В ней рдела кровь вражды забытой,
И Этрурийцы проклинали месть,
Вкушая крови, с чуждой кровью слитой;
5 Друг с другом примирённые, они
В своей душе клялись хранить огни.
Флоренция свободу умертвила?
Та славная и вольная толпа,
В которой созидательная сила,
Чьим духом — в лес проложена тропа,
5 Флоренция, оазис меж тумана,
Терзает жертву жадного тирана?
Наместница померкнувших Афин,
Блистательный очаг воспоминаний, —
Как отблеск дня хранят снега вершин,
Как светятся руины в океане,
5 Так ты хранишь поблекший стройный лик,
И для тебя дух Творчества возник.
Всё, что познал мыслитель и мечтатель,
В живописаньи ты передала,
И в мраморе явил свой дух ваятель,
И мощь его и воля возросла.
5 Ты был меж всех — геройское виденье:
Так что ж, твоё в том было преступленье?
Да; в Пизе травы сорные растут
На мраморных стенах, гнездятся змеи;
И худший хитрый зверь нашёл приют
