мною руководило чувство, которое Шотландскій философъ весьма мѣтко опредѣлилъ, какъ «страстное желаніе преобразовать міръ». Какая страсть побуждала его написать и опубликовать свою книгу, этого онъ не объясняетъ. Что касается меня, я предпочелъ бы скорѣе быть осужденнымъ вмѣстѣ съ Платономъ и Лордомъ Бэкеномъ, чѣмъ быть въ Небесахъ вмѣстѣ съ Палеемъ и Мальтусомъ. Однако, было бы ошибкой предполагать, что я посвящаю мои поэтическія произведенія единственной задачѣ—усиливать непосредственно духъ преобразованій, или что я смотрю на нихъ, какъ на произведенія, въ той или иной степени содержащія какую-нибудь, созданную разсудкомъ, схему человѣческой жизни. Дидактическая поэзія мнѣ отвратительна; то, что можетъ быть одинаково хорошо выражено въ прозѣ, въ стихахъ является претенціознымъ и противнымъ. Моею задачею до сихъ поръ было—дать возможность наиболѣе избранному классу читателей съ поэтическимъ вкусомъ обогатить утонченное воображеніе идеальными красотами нравственнаго превосходства; я знаю, что до тѣхъ поръ пока умъ не научится любить, преклоняться, вѣрить, надѣяться, добиваться, разсудочныя основы моральнаго поведенія будутъ сѣменами, брошенными на торную дорогу жизни, и беззаботный путникъ будетъ топтать ихъ, хотя они должны были бы принести для него жатву счастья. Если-бъ мнѣ суждено было жить для составленія систематическаго повѣствованія о томъ, что̀ представляется мнѣ неподдѣльными элементами человѣческаго общежитія, защитники несправедливости и суевѣрія не могли бы льстить себя тою мыслью, будто Эсхила я беру охотнѣе своимъ образцомъ, нежели Платона.
Говоря о себѣ съ свободой, чуждой аффектаціи, я не нуждаюсь въ самозащитѣ передъ лицомъ людей чистосердечныхъ; что касается иныхъ, пусть они примутъ во вниманіе, что, искажая вещи, они оскорбятъ не столько меня, сколько свой собственный умъ и свое собственное сердце. Какимъ бы талантомъ ни обладалъ человѣкъ, хотя бы самымъ ничтожнымъ, онъ обязанъ имъ пользоваться, разъ этотъ талантъ можетъ сколько-нибудь служить для развлеченія и поученія другихъ: если его попытка окажется неудавшейся, несовершенная задача будетъ для него достаточнымъ наказаніемъ; пусть же никто не утруждаетъ себя, громоздя надъ его усиліями прахъ забвенія; куча пыли въ этомъ случаѣ укажетъ на могилу, которая иначе осталась бы неизвѣстной.
мною руководило чувство, которое Шотландский философ весьма метко определил, как «страстное желание преобразовать мир». Какая страсть побуждала его написать и опубликовать свою книгу, этого он не объясняет. Что касается меня, я предпочел бы скорее быть осужденным вместе с Платоном и Лордом Бэкеном, чем быть в Небесах вместе с Палеем и Мальтусом. Однако, было бы ошибкой предполагать, что я посвящаю мои поэтические произведения единственной задаче — усиливать непосредственно дух преобразований, или что я смотрю на них, как на произведения, в той или иной степени содержащие какую-нибудь, созданную рассудком, схему человеческой жизни. Дидактическая поэзия мне отвратительна; то, что может быть одинаково хорошо выражено в прозе, в стихах является претенциозным и противным. Моею задачею до сих пор было — дать возможность наиболее избранному классу читателей с поэтическим вкусом обогатить утонченное воображение идеальными красотами нравственного превосходства; я знаю, что до тех пор пока ум не научится любить, преклоняться, верить, надеяться, добиваться, рассудочные основы морального поведения будут семенами, брошенными на торную дорогу жизни, и беззаботный путник будет топтать их, хотя они должны были бы принести для него жатву счастья. Если б мне суждено было жить для составления систематического повествования о том, что́ представляется мне неподдельными элементами человеческого общежития, защитники несправедливости и суеверия не могли бы льстить себя тою мыслью, будто Эсхила я беру охотнее своим образцом, нежели Платона.
Говоря о себе с свободой, чуждой аффектации, я не нуждаюсь в самозащите перед лицом людей чистосердечных; что касается иных, пусть они примут во внимание, что, искажая вещи, они оскорбят не столько меня, сколько свой собственный ум и свое собственное сердце. Каким бы талантом ни обладал человек, хотя бы самым ничтожным, он обязан им пользоваться, раз этот талант может сколько-нибудь служить для развлечения и поучения других: если его попытка окажется неудавшейся, несовершенная задача будет для него достаточным наказанием; пусть же никто не утруждает себя, громоздя над его усилиями прах забвения; куча пыли в этом случае укажет на могилу, которая иначе осталась бы неизвестной.