части, и из них составить уже по-новому. Именно этою-то стороной изучение древних языков и приносит уму особенную пользу. — Только когда все понятия, которые изучаемый язык обозначает отдельными словами, нами правильно усвоены, и мы при всяком слове этого языка непосредственно мыслим именно понятие, ему соответствующее, а не переводим его сначала словом родного языка и не мыслим сначала понятия, обозначаемого этим последним, не всегда первому слову точно соответствующего; только когда так же мы понимаем и целые предложения: тогда только мы постигли дух изучаемого языка, а с этим вместе сделали и крупный шаг к познанию нации, на нем говорящей; ибо как стиль относится к уму индивидуума, так же к уму нации относится язык[1]. В совершенстве же мы владеем языком тогда, когда мы в состоянии переводить на него не только книга, но и себя самих, т. е. можем, без ущерба для собственной индивидуальности, непосредственно сообщать себя на нем, становясь таким образом так же доступными иностранцам, как и соотечественникам.
Отсюда понятно, почему людям небольших способностей настоящее усвоение иностранного языка очень трудно. Они, правда, научаются иностранным словам, но всегда употребляют их лишь в значении их приблизительных эквивалентов в собственном языке и всегда сохраняют обороты и фразы, свойственные последнему. Они именно не могут усвоить себе духа чужого языка, и настоящая причина этого — то что самый процесс мышления у них не самостоятелен, а в наибольшей своей части заимствован из родного языка, ходячие фразы и обороты которого и заменяют им собственные мысли. Поэтому, говоря и на своем языке, они постоянно употребляют затасканные фразы (hackney’yd phrases; phrases banales), да и те сопоставляют так неуклюже, что тотчас же заметно, как недостаточно они сознают их смысл и как все мышление их почти не идет дальше слов, так что речь их мало чем отличается от болтовни попугая. Наоборот, оригинальность выражений и их индивидуализирование всегда — верный признак ума.
Итак, из всего вышесказанного ясно, что при изучении всякого чужого языка образуются новые понятия, дающие новым знакам смысл; что расступаются такие понятия, которые раньше существовали только совместно, образуя понятие более широкое, а следовательно, и более неопределенное, — так как для них имелось одно только слово; что мы открываем отношения, которых не знали раньше, так как
- ↑ Действительно владеть несколькими новыми языками и с легкостью читать на них — вот средство освободиться от национальной ограниченности, которою иначе страдает каждый.
