ϑαι· αἱ γαρ λογικαι δυναμεις τον βουλεσϑαι διακονοι πεφυκασι (итак, воление всему предшествует, ибо способности разума — прислужницы воли. См. Sanctorum Patrum Opera polemica, т. V, Вюрцбург 1779: Clementis Alex. Opera, т. II, стр. 304); а также слова Спинозы: „влечение, это — сама природа, или сущность, каждого“ (Эт., ч. III, теор. 57), и раньше: „это стремление, по отношению к одному только духу, называется волею; но если относить его сразу и к духу, и к телу, оно именуется инстинктом, который поэтому есть не что иное, как сама сущность человека“ (ч. III, теор. 9, схол. и наконец ч. III, опред. I, объясн.). — Гельвеций весьма основательно заметил: „Нет средства, которого бы зависть, под видом справедливости, не употребила с целью унизить заслугу… Только одна зависть побуждает нас находить у древних все новейшие открытия. Какой-нибудь фразы, лишенной смысла, или по крайней мере, непонятной до этих открытий, достаточно для того, чтобы поднялся крик о плагиате“ (Об уме, IV, 7). Да будет мне позволено напомнить еще одно место Гельвеция по этому пункту, — место, ссылку на которое я прошу, однако, не приписывать моему тщеславию и заносчивости: нет, имейте в виду исключительно правильность высказанной в нем мысли и оставьте в стороне вопрос о том, применимо ли оно в каком-нибудь отношении ко мне, или нет. Вот оно: „Всякий, кто интересуется человеческим умом, видит, что в каждом веке пять или шесть талантливых людей вертятся около открытия, которое делает человек гениальный. Если честь этого открытия остается за последним, то это потому, что в его руках оно более плодотворно, чем в руках всякого другого; что он передает свои идеи с большею силою и ясностью; и что, наконец, судя по тем различным способам, какими люди извлекают пользу из какого-нибудь принципа или открытия, всегда можно видеть, кому этот принцип или это открытие принадлежит“ (Об уме IV, 1).
Вследствие старинной, непримиримой войны, какую всюду и всегда ведут против таланта и ума бездарность и глупость, — имея на своей стороне легионы, тогда как у противника единицы, — всякому, кто создает что-нибудь ценное и неподдельное, приходится выдерживать тяжелую борьбу с непониманием, тупостью, испорченным вкусом, личной корыстью и завистью, — с этим достойным союзом, про который Шамфор говорит: „при виде лиги глупцов против талантливых людей можно подумать, что перед вами заговор лакеев для устранения господ“. Мне же, сверх того, надо было иметь дело с особенным врагом: значительная часть тех, кто был призван и имел возможность руководить в моей специальности мнением публики, получила места и оклады для того, чтобы распространять, восхвалять, превозносить до небес худшее, что только есть, — гегельянщину. Между
