федры своего собственного учения (см. Историю кантовской философии Розенкранца, стр. 148).
Когда же я обращаю теперь свои взоры на тех мнимых философов, которые появились за полстолетие, истекшее со времени Канта, — я не вижу, к сожалению, ни одного, о ком бы мог сказать, что его истинная и исчерпывающая забота состояла в исследовании истины. Напротив, я нахожу, что у всех у них мысль, хотя и не всегда вполне сознательно, была направлена на простую внешность дела, на аффекты, на импонирование, даже мистификацию, и что все они ревностно старались получить одобрение начальства, а затем студентов, — причем последнею целью всегда являлось спокойное проживание получаемых доходов — детишкам на молочишко. Так оно, собственно говоря, и свойственно человеческой природе, которая, как и всякая животная природа, непосредственно заинтересована только в том, чтобы есть, пить и размножаться, но сверх того, в качестве своего особого надела, получила еще и страстное желание блистать и выдаваться. Между тем, для действительных и подлинных созданий в философии, как и в поэзии и изящных искусствах, первое условие — совершенно ненормальная склонность, которая, вопреки обыкновению человеческой природы, на место субъективного стремления к благу собственной личности ставит стремление вполне объективное, направленное на постороннюю для личности цель, и которая поэтому весьма удачно названа эксцентричной, иногда же, правда, вышучивается и под названием дон-кихотства. Но уже Аристотель сказал: Ου χρη δε, κατα τους παραινουντας, ανϑρωπινα φρονειν ανϑρωπον οντα, ουδε ϑνητα τον ϑνητον, αλλ’, εφ’ ὁσον ενδεχεται αϑανατιζειν, και παντα ποιειν προς το ζῃν κατα το κρατιστον των εν αὑτῳ (вопреки советам иных, не надлежит нам, будучи людьми, о людском думать и, будучи смертными, помышлять о смертном; нет, насколько возможно, надо причащаться бессмертному и все делать так, чтобы жить согласно с лучшим, что̀ в нас есть. Eth. Nic. X, 7). Такое направление ума, конечно, — в высшей степени редкая аномалия, плоды которой, однако, с течением времени, именно поэтому, идут на пользу всему человечеству, ибо они, к счастью, из тех, что̀ могут сохраняться. Говоря точнее: мыслителей можно разделить на таких, которые думают для себя самих, и таких, которые думают для других: эти — правило, те — исключение. Первые поэтому — самостоятельные мыслители в двояком и эгоисты в благороднейшем смысле слова: только от них доних мир обретает поучение. Ибо только тот свет, который человек зажег для себя самого, светит впоследствии другим, так что этическое правило Сенеки: „ты должен жить для другого, если хочешь жить для себя“ (ер. 48), в интеллектуальной области заменяется об-
